Чужая истина. Книга вторая

— Что ты мелешь? Я ведь пытался остановить тебя. Нечего было ходить, нечего и некого искать там. Потом ждал, ждал сутки. Вернулся — прекрасно, давай же и поторопимся, ибо те нас точно ждать не будут.

— А мы бились с отребьем. Бродяги резали девочек почём зря. — Эйден был тих и потерян. У уголка рта еле заметно пенилась слюна. — Вот бы где пригодился мечник. А потом… или до того — она показала проклятье. П-ф-ф паром. — Он изображал что-то жестами в районе груди. — И её грудь, Аспен, под грудью знаки, под ними язвы и тлен, и кости… почти что нежить. Я знаю откуда мор, почти понял. Ты бы смог наверняка, взглянул бы и понял. И помог бы.

— У нас действительно мало времени. Прошу, идём. Самим отсюда не уплыть.

— И Нейт тоже. Он уцелел здесь, чтобы заколоть себя там. Парень просто был напуган, заблудился, запутался. И так нехорошо кончил. А знаешь, что он сказал мне? Уж зарытый, холодный, с землёй во рту… Если бы ты был там, ты бы слышал…

— Нет. Не был бы и не слышал. — Отсёк артефактик жёстко, прерывая нелепые обвинения и безмерно раздражающую задержку. — Грудь девки и скорбь бандита волнуют меня не слишком. Если решишь рассказать после — воля твоя. А сейчас идём, живо!

Эйден оттолкнул Аспена с остервенелой силой и резкостью. Тот и хотел бы уйти, да не мог решиться. Снова, как сутки назад, ухватил друга за рукав, намереваясь тащить. И получил по костяшкам железной тростью. Если бы тут же не отскочил назад, второй удар пришёлся бы точно в лоб.

— Убирайся, трус. — Прошипел Эйден злобно, запуская руку в карман жилета.

Его ноги почти вросли в землю, будто бы не было ран и ожогов. Замороженная в камень лягушка легла точно на белёсый шрам ладони. Накрыв второй рукой сверху, он с силой выдохнул.

Один.

С первым же ударом сердца вокруг стало темнеть. Всё, и затянутое мглой небо, и истоптанная земля — стало ещё более серым, выцветая с каждым мгновением. Мир, точно погрузившись глубоко под воду, замер, остановился.

Два.

Он открыл глаза. Мельница, мастерская, ближайшие деревья — беззвучно рассыпа́лись в прах, расползаясь и оплывая, теряя форму, будто крутой песчаный берег под напором реки. Всё текло мелким пеплом, закручиваясь и разносясь вокруг, как в самом сердце урагана. Чёрно-серые потоки грязевым оползнем неслись по спирали, возносясь к небу и обрушиваясь вниз, стекаясь внутрь. Эйден вдохнул всей грудью, с трудом удерживая Бездну в себе. И с воплем выдохнул, скручивая ладони, распыляя перед собой облако кроваво-ледяной пыли. Дрожащее марево разнеслось повсюду, неуловимой волной снося и уничтожая.

Аспен, стоящий до того неподвижно, напряжённый и собранный, выдержал удар. Убрал руку с эфеса меча. С усилием, сносимый потоками праха, двинулся вперёд. Волосы и одежду трепало ветром, хлопья пепла, серые, как его глаза, закрывали собой мир за пределами сужающейся тёмной воронки. Шаг, второй, третий… и он дошёл. А дойдя — залепил оглушительную пощёчину, сразу по скуле и уху, сбивая с ног и ошеломляя, крепкой рукой кузнеца.

* * *

Надёжные оси ровно поскрипывали, колёса хрустели мелкой каменной крошкой, Желток, почти чистокровный шайр, тянул тяжелогружёную телегу без усилий. Тучи, сгущающиеся тут и там из грязно-серого неба, начинали лить понемногу. Где-то над Маньяри виделись завесы дождя, сходящиеся постепенно в один большой ливень. Аспен поторопил тяжеловоза словом, не трогая поводьев. Конь всё понимал. Чрезвычайно разумное, благодарное животное. Не то, что некоторые. Пожалуй, он мог бы силой забрать пьяницу-алхимика с собой, но сомневался, что имеет на то права. И желание. На тракте ожидала длинная колонна путников. Пара заметно дорогих экипажей с четверками лошадей, и куда они только собирались гнать, всадники, паланкин, солдаты. Сотня гномов с алебардами. Последние были выстроены слева от дороги, между готовой отправляться колонной и далёкой городской стеной. И ни одного карского алебардиста. Должно быть, наводили порядки там, где это было важнее. Аспен подъехал ближе, занял своё место в колонне.

— Мура́д а-ха́р. — Он поклонился, приветствуя старшего гнома. Тот ответил кивком, бессловно, холодно и неучтиво. Имел право и повод. Смерил опоздавшего артефактика тяжёлым взглядом, и направил коня в голову колонны.