Так случилось, что в пятьдесят лет он, степенный бездетный вдовец Камиер Бриас, без памяти влюбился в молодую девушку и женился на ней. Он был тогда в одной из провинций, откуда пришли жалобы на сборщиков налогов. Приехав туда с проверкой, он быстро обнаружил, что бургомистр небольшого городка Леймса прикарманивал львиную долю денег, предназначавшихся герцогской казне, был замешан в этом и его сын, который развернул торговлю с другими странами и даже купил собственный корабль, чтобы перевозить грузы.
За это полагалась смертная казнь либо заключение в темницу на долгие годы. Бриас велел приговорить виновных к казни, его решение как первого советника было выше приговора любого суда в герцогстве. Но вечером в дом, где он останавливался, пришла молоденькая девушка. Позже выяснилось, что она подкупила слуг, чтобы добиться личной встречи с всемогущим советником. Она упала на колени и стала целовать ему руки, умоляя помиловать отца и брата, и Камиес, увидев ее огромные бархатные темные глаза, вдруг почувствовал, что у него остановилось сердце на несколько мгновений. Он без памяти влюбился в юную девушку всего за один взгляд. Всю жизнь он считал себя разумным человеком, чтил законы и своего герцога, но для Эйлы он сделал исключение.
Бриас отменил приговор о смертной казни, назначив вместо этого огромный штраф отцу и брату девушки, который выплатил из своего же кармана. Он приказал посадить семью Эйлы на корабль, отплывающий из Алтуэзии, и запретил возвращаться в герцогство. А взамен этого попросил, чтобы Эйла осталась с ним. Он не сделал ее любовницей, а поступил честно, привел в храм Кайниэль, где жрец назвал их супругами. Только после брака он взял ее невинность, хотя Эйла, наверно, не отказала бы ему в близости и раньше. Он понимал, что девушка оказалась в безвыходном положении, но его внезапная любовь была так сильна и огромна, что он заглушал иногда возникавшее чувство вины. Его любви хватало на двоих, а вот теперь богиня благословила их брак, и Эйла ожидал первенца.
Герцог Ирвик остался один. Он уже много часов не выходил из этой комнаты. Заканчивался третий день после похорон Равьера, но Ирвику казалось, что уже целую вечность его окружают боль, одиночество и отчаяние. Они повсюду, они грызут его, как свора голодных зверей, и не дают покоя. Вино немного притупляло его чувства, но ему навсегда придется теперь жить с этой болью в сердце. Он опять потер рукой грудь. Он слишком много на себя взвалил, а ведь он просто человек. По силам ли ему вынести эту тяжесть?
«Пожалуй, завтра надо навестить Шу-вээса», — подумал герцог. Возможно, жрец сможет помочь ему.
16.4
Утром Ирвик вошел во флигель Шу-вээса. Ученик Гийом, поклонившись герцогу, вышел наружу, а Ирвик осмотрелся. Маг сидел за столом, заваленным старыми книгами, склянками и пучками сухих трав, и что-то писал, обмакивая перо в стоявшую перед ним чернильницу.
— Ты давно не был у меня, герцог, — послышался голос жреца. — Позволь разделить твою скорбь по сыну. Что привело тебя?
— Скажи мне, Шу-вээс, что я делал не так, почему боги прокляли меня и жестоко наказали, лишив двоих сыновей? — горько спросил герцог.
— Не всегда боги наказывают человека именно за его грехи, — ответил жрец.
— Разве я не делал щедрые пожертвования в храмы Кайниэль? После смерти жены я пил твои отвары и не плодил бастардов, чтобы не прогневать светлую богиню (1), я не сеял вокруг себя зла, старался править справедливо, раздавал большую милостыню на великие праздники, а боги лишили меня жены, Айвенора и вот теперь Равьера.
— Не гневи богиню своими речами, герцог, — сказал Шу-вээс. — У тебя остался младший сын и есть внучка, в них течет твоя кровь. Твоя печаль велика, но надо думать и о живых. Сейчас самое время сделать это. Я нашел
— Почему?
— Она или их ребенок отведут от твоих земель зло, которое уже появилось в мире.
— О чем ты? — хрипло спросил Ирвик.
— Мне было видение о том, что пока это зло слабо, но придет день, и оно превратится в тьму, которая поглотит Алтуэзию. Некому будет хоронить мертвых и засевать поля, у матерей не будет молока, чтобы кормить младенцев, а мужчины лишатся силы, чтобы зачинать новых детей. Твой край захватят чужеземцы, и величие твоего дома обратится в прах. Только сила, пока скрытая в
— У нас траур, жрец, о какой свадьбе ты говоришь?!
— Глубокий траур длится месяц, а потом люди возвращаются к жизни.
Шу-вээс замолчал, и герцог, не дождавшись ответа, покинул полутемный флигель.
Страшные слова жреца звучали в голове, пока он шел по коридорам замка.