А сердце сжимается все сильнее. И дышать труднее с каждой минутой.
– Старые запасы остались.
– Что за реакция? – пытаясь отвлечься от боли, спросил Алессандро.
– Благодаря крови Алессии твоя становится чище, – пояснил Форнезе. – Тьма исчезает полностью, причем происходит это довольно интересно. Помнишь недавний пожар? Вот что-то похожее творится и с кровью. Подожди, сейчас сам увидишь.
Форнезе достал из кармана еще один строникс, помеченный знакомой закорючкой.
– Смотри.
Марко взял со стола серебряное блюдо, капнул каплю из первого строникса, спустя пару секунд добавил из второго, раздалось шипение, и над плоской поверхностью вспыхнул яркий огонь.
Абьери смотрел на него как завороженный.
– Видишь?
– Подожди, но я… – Он замолчал и задумался.
Точно. Рана на пальце Алессии. Он ведь почувствовал тогда вкус крови.
– Алессия поранила руку, а я слизал выступившую каплю, – пояснил он Марко. – Но почему загорелся герцогский трон?
– Может, потому, что является символом власти вашего рода? Рода, оказавшегося под клятвой и пострадавшего от ее нарушения.
– Я ведь чувствовал тогда, что тьма отступает перед пламенем, – негромко сказал Абьери. – Казалось, еще немного, и она растворится без следа.
– Нужно найти девушку, – в голосе Марко звучали непривычные нотки. – Нет, я не считаю, что был не прав, когда уговорил ее уйти, я действовал в твоих интересах и не буду за это извиняться. Но то, что она может тебе помочь, все меняет.
В глазах друга серой дымкой застыло упрямство. Марко не готов был признавать свою вину. Упертый сукин сын.
– Я покопался в библиотеке гильдии и обнаружил в одной из старых книг интересный ритуал, – вытирая платком разбитую губу, пояснил Марко. – Суть его сводится к тому, чтобы перелить кровь одного человека другому с помощью магических потоков. Довольно сложное действие, но если как следует подготовиться, все должно получиться.
– Много нужно крови?
– В нашем случае чем больше, тем лучше.
– Исключено. – Абьери твердо посмотрел на друга.
– Почему? – не понял Форнезе.
– Алессия носит под сердцем ребенка. И даже под страхом смерти я не позволю подвергнуть ее опасности. Говорю тебе как есть. Если вдруг вздумаешь опять строить козни за моей спиной, знай, что я убью тебя вот этими руками. – Абьери ударил по столу ладонями, припечатывая сказанное.
– Приворожила она тебя, что ли? – пробормотал Форнезе и поморщился. – Успокойся. Я не собираюсь ничего предпринимать без твоего согласия. Что ты из меня изверга делаешь?
Абьери хотел ответить, но в этот момент загорелся красным переговорный перстень, и он повернул камень.
– Что у тебя, Лупо?
– Мы отследили путь ньоры Алессии из дворца. Она была в аргестерии, Сантони сказал, положила на хранение кошель с золотыми. После этого ньора дошла до площади Варди, а дальше ее след теряется. Магические поисковики сбиваются, видимо, кто-то позаботился о том, чтобы не оставить никаких зацепок.
Абьери стукнул по столу кулаком и выругался. Форнезе виновато поморщился.
– Где вы сейчас?
– На пересечении Варди и Канторе.
– Ждите. Скоро буду, – приказал Абьери и поднялся из-за стола.
– Я с тобой, – вскочил с кресла Форнезе.
Алессандро хотел отказаться, но посмотрел на друга и молча кивнул. Сейчас любая помощь не помешает, даже помощь интригана Марко.
На пятый день нашего путешествия мы добрались до границы с Саритией. Гвидо гнал повозку как сумасшедший, меняя лошадей на постоялых дворах и не жалея ни сил, ни денег на то, чтобы поскорее убраться из Ветерии.
Зря я надеялась, что сумею сбежать. Храмовник не выпускал меня из виду ни на секунду, а во время остановок привязывал веревкой к своему поясу и не позволял отойти дальше чем на пару шагов.
С каждым прожитым днем, с каждой стадией, приближающей нас к горе Харда, я ненавидела его все больше, а Гвидо чуял мою ненависть, как хищники чуют запах страха, и скалил зубы в волчьей улыбке.
– Мечтаешь меня убить? – насмехался он. – Ну, что уставилась? Меня этими колдовскими штучками не проймешь. Сколько хочешь ведьмовскими глазищами сверкай, а ничего не выйдет.
Он поцеловал висящий на шее оберег в виде заключенного в круг креста, а я прислонилась спиной к борту повозки и спросила:
– За что ты меня так ненавидишь?
– Все женщины – дьявольские отродья, – сказал, как выплюнул, Гвидо, и его повернутое ко мне лицо перекосила злобная гримаса, а в глазах мелькнула боль. Застарелая, вымученная, идущая из глубины души.
И чем больше я смотрела на храмовника, тем острее ощущала отголоски этой боли.
– Как звали ту женщину?
Мой вопрос прозвучал тихо. Я не особо надеялась на ответ, но Гвидо удивил.
– Тания. Ее звали Тания, – хрипло сказал он и отвернулся, но я успела заметить, как дернулась его щека.
– И что она сделала?
– Забрала моего сына и ушла.
– У тебя был сын?
Я сама не заметила, как перешла на ты.