— А то ж! — гордо ответил Сим. — Если хочешь знать, когда я был на лошадиных торгах в Гульраме, ну, это было давно, у нас и отец-настоятель еще другой был, хороший такой отец-настоятель, как раз в том году, только не у нас в монастыре, а у них, и не в монастыре, а в этом самом Гульраме на скачках выставляли какую-то там особенную кобылу… Или жеребца… А может, мерина…
Эльрик, уже начавший привычно отключаться от гобберовой болтовни, неожиданно насторожился:
— Это вы про скачки с участием Серой Зарницы?
— Да откуда я знаю, — отмахнулся Сим, — какая-то там лошадь…
— Понял. — Эльрик посмотрел на половинчика с искренней жалостью и слегка брезгливым любопытством. — В лошадях вы понимаете примерно столько же, сколько я в видах на урожай.
Дальше должно было быть совсем просто. Еще несколько слов. Отправить эльфа, прирожденного лошадника, вместе с Симом. Хотя бы на час заставить его убраться из трактира…
— Ладно, — неожиданно для самого себя сказал шефанго, — идите уж, добрый гений отцов-настоятелей.
Сим сгреб деньги, ссыпал их в огромных размеров кошелек и потопал к выходу.
Эльрик отправился следом. В городе появляться нельзя, но подышать воздухом на заднем дворе — от этого большой беды не будет.
— В замке знают о том, кто поднял бучу? — бросил ему в спину Элидор.
— Не думаю.
— Если на выезде из города возникнут проблемы — мы везем вас в монастырь по приказу настоятеля. Эльрик остановился, развернулся к эльфу:
— Вы полагаете, у меня могут возникнуть проблемы?
— Зачем поднимать лишний шум? — неожиданно миролюбиво спросил монах.
Он мог себе позволить быть миролюбивым. И главное, он был абсолютно прав.
Эльрик кивнул, аккуратно подтолкнул прислушавшегося гоббера к дверям и вышел сам.
Гулкий топот подкованных копыт по мощеной дороге. Проносящиеся мимо деревья. Редкие поляны. Кучки навоза на камнях. Идиллия. Пастораль, так ее разэтак! И мы летим: шефанго, два эльфа и гоббер. Летим отреконь. По-степняцки. На ходу пересаживаясь с лошади на лошадь. Вперед! В Аквитон.
Бедный, бедный Сим.
Гоббер, верткий и шустрый, все-таки не был приспособлен для больших лошадей. В первый же день, за который мы сделали два стандартных перехода, он умудрился стереть себе все части тела, принимающие непосредственное участие в верховой езде. И когда наша четверка остановилась наконец на привад, половинчик сполз с седла. Постоял, качаясь, на неверных ногах и упал на живот.
Ну что ж. Его можно понять.
Элидор и Кина занялись лошадьми. Я — костром. Гоббер — своей трубкой.
Когда окончательно стемнело, мы успели уже помыться в недалеком ручье, сварить ужин и сидели вокруг трещащего сучьями огня, старательно не обращая внимания на Сима, который по-прежнему лежал на животе.
Что интересно, эльф и я, умывшись, снова облачились в доспехи. Я-то понятно почему — слишком много непонятного за последние дни случилось. И нет гарантии, что не вылезет из кустов очередная Тварь или, того хуже, Древний.
Если уж будут меня есть, пусть я хотя бы в зубах застряну. А Элидор? Или он тоже от каждой тени шарахается?
Мы сидели спиной к огню, потому что нет ничего опаснее слепящих бликов в глазах, когда резко разворачиваешься от пламени в темноту окружающего леса. А Кина и половинчик любовались костром. Смотрели на взлетающие к вершинам деревьев искры да задремывали себе потихоньку.
Элидор таращился в темноту, обхватив колени руками. Ладно хоть не на Кину таращился, уже хорошо. Собственно, на эльфиечку смотреть ему и не полагалось — часовой как-никак. Мы еще в Картале обговорили время дежурств. Себе я оставил «собачью» вахту, потому как даже если — в мире случаются иногда чудеса — я и засну на страже, чувство опасности все равно разбудит. Впрочем, я не засну. Была бы у меня привычка на карауле засыпать, хрен бы я когда десять тысяч лет отметил…
Ладно хвалиться, принц! Всех достоинств у тебя — живучесть сверхъестественная. Да шестое чувство…
Пора уже было покурить да падать.