Чужая война

Сим и сам, успев привыкнуть к бесконечной скачке и постоянной боли в ногах, почувствовал неуверенное облегчение. Знакомое. Так бывало, когда возвращался он с очередного задания в стены родного монастыря, и на какое-то время появлялась уверенность в собственной безопасности.

А потом новый выход. Новое дело. Новые враги.

И нужно исчезнуть, раствориться, ускользнуть, не оставив ни следа, ни зацепки. Выполнить задание. Вернуться домой.

Гоббер так и не смог разобраться, что же привлекает его больше — азарт, опасность, растущая сложность каждой новой задачи или расслабляющее, блаженное чувство спокойствия, которое в полной мере можно оценить, лишь избежав смерти.

В очередной раз.

Да, еще был Господь. Карающий тех, кто принял Дары Его. Он действительно был и создал этот мир со всеми тварями, живущими здесь.

Но Симу не было до Него особого дела. Он работал на церковь. Он не переставал восхищаться этой страшной, отлаженной, великолепно работающей системой, которая, надев маску рабского смирения, держала в кулаке половину мира.

Половину держала.

А на другую смотрела оценивающе.

Впрочем, сам половинчик власть не любил. Такого рода власть. Да и сила Белого Креста, способного потянуть за нужную нить и заставить плясать под свою дудку почти любого из сильных мира сего, вызывала только уважение. Не хотел Сим такой силы.

Но орден научил его читать человеческие души.

А вот это было действительно интересно.

Солнечные лучи слепили глаза. Искрили на жестких лошадиных челках. Кружили в танце пылинки над дорогой. Тепло пахло хвоей. Пахло, кажется, даже от неба.

Эльрик в очередной раз помог половинчику перепрыгнуть с седла на седло — по правде говоря, шефанго просто поднимал его и пересаживал, но Сим не возражал — и потянулся к топору.

— Ты чего? — выдохнул гоббер, приноравливаясь к ритму скачки.

Вместо ответа принц брезгливо поморщился, огладил пальцами зачехленное лезвие и оглянулся.

Сим тоже глянул назад.

Никого. Только клубится над дорогой ими же поднятая пыль.

Кина летела впереди. Плащ за ее спиной бился, как крылья. Лошадь под половинчиком тоже начала понемногу отрываться от коней тяжелого Эльрика, и в конце концов эльф и шефанго остались позади.

Кина сверкнула Симу улыбкой, ослепительной на пыльном лице. Она, похоже, от души наслаждалась скачкой.

Сим улыбнулся в ответ. Обернулся… Эльрик опять оглядывался. Чувство легкости и спокойствия исчезло, словно закрыли солнечное окно тяжелые черные шторы.

«Принц боится…»

«Почему же нам не страшно? — снова спросил себя половинчик. — Ни мне, ни Элидору. Мы ведь знаем все, что знает Эльрик…»

— Кина! — Голос шефанго подтолкнул в спину. — Придержи коней?

Сим не видел, но почувствовал, как резко изменилось настроение эльфийки. Девушка послушно натянула поводья. Два огромных воина поравнялись с ней, объехали с двух сторон, закрывая, как живые щиты.

Гоббер, не дожидаясь команды, пристроился позади. Сохраняя этот строй, они продолжали мчаться под грохот копыт прямо в слепящий диск повисшего над дорогой солнца.

Спутник догнал их только через два часа.

Изматывающая скачка днем. Тревожные часы без сна ночью. И снова в седла. Снова вперед. Снова дробный рокот подков, пыль, запах хвои и конского пота.

Они молчали. Они вообще не разговаривали друг с другом, как-то сразу, в одночасье научившись общаться без слов.

Живой заслон, оберегающий Кину. И враг рядом. Каждую секунду — рядом. Смертельно-опасный враг, убивать которого нельзя.

Сим устал за три дня после Миасона больше, чем за всю предыдущую дорогу. И, кажется, не он один. Даже Элидор, казавшийся железным, начал, похоже, сдавать.

«Мы не боимся холлморка, потому что можем справиться с ним», — устало осознал однажды Сим. Гоббер нес дежурство. Внимательно слушал лес вокруг. И думал, так и эдак рассматривая все неясности, о том, во что же они все-таки влипли.

Виной или причиной необъяснимой смелости было оружие, подаренное Брайром. Лунное серебро, как известно, — верная смерть для нежити. Точнее, только лунным серебром и можно причинить не-мертвым хоть какой-то вред. Это было общеизвестно. А всякая Тварь, которую можно прикончить, становится понятной и, следовательно, не слишком страшной.

«Как это ни прискорбно, — констатировал монах, — но мы действительно понимаем обычно то, что можем уничтожить».

Эльрик — дело другое. Его, судя по всему, пугала чуждость мертвеца. То, что должно быть мертвым, — должно быть мертво. Если оно живет — это страшно. Но если оно не живет — это страшно вдвойне. А еще принцу не давал покоя Князь.

«Ну да. — Сим улыбнулся. — Он-то не может сказать: да мало ли чего я не видел?! Эльрик привык думать, что знает о мире все. А Князь в это самое «все» как-то не вписывается».

Какую задачу впихнули в мозги холлморка в Миасоне? Принц буркнул тогда, что «это видно будет». И ошибся. Во всяком случае, никаких видимых изменений в поведении мертвяка не наблюдалось.