– О, Джейсон… Я хочу тебе кое-что показать. – Он вытащил один из холстов из стопки остальных. Это был портрет Джейсона: пристальный взгляд за прядями темных волос, лицо побито и в синяках, но тем не менее полно решимости. – Я назвал эту картину «Несокрушимая душа». Это то, что я вижу в тебе, когда мы деремся.
Джейсон едва переборол внезапный наплыв эмоций, оказавшихся неожиданными даже для него самого. Картина была… слишком
– Это в глазах, – сказал Икс.
Для Джейсона, смотрящего в нарисованные глаза, это было все равно что заглядывать в нечто некогда хорошо знакомое, ужасное и теперь почти чужое – в ту часть себя, которую он предпочитал держать наглухо закрытой. То, что человек вроде Икса сумел так идеально ее запечатлеть…
– Убери, пожалуйста.
– Что, не нравится?
– Пожалуйста. Если не трудно. – Икс был вроде удивлен и даже обижен, но Джейсона это не волновало. – Когда я отсидел свой срок, ты сказал, что я свободен, что ты больше не будешь вмешиваться в мою жизнь.
– Да, и вправду сказал. – Икс прислонил картину к стене. – Но у меня осталось так мало времени в этом мире…
– Не пойму, какое это имеет отношение ко мне.
– Считаные часы, Джейсон, всего несколько дней – вот сколько мне сейчас отмерено. Неужели так трудно представить, что я желал бы провести это время с человеком, которым восхищаюсь? Нет нужды отвечать, естественно. Я вижу, насколько тебя разгневал – это и вправду эгоистичное желание, но ты должен быть польщен. Я сказал «польщен», поскольку то, что я вижу в тебе, я вижу и в себе. Я – социопат, разумеется, а ты – нет; но когда весь мир забудет,
– И это как раз то, чего тебе хотелось бы?
– Самая лучшая эпитафия – это та, что высечена в человеческой душе, а не на бездушном камне.
– Эпитафия?! – Джейсон не сумел скрыть гнева.
Икса это ничуть не тронуло.
– Эпитафия…
– И ты сделал все это, чтобы я смог попасть в свидетели твоей казни?
– Я не оставлю этот мир, окруженный жалкими овцами, совсем один. Последним, что я хочу видеть в жизни, – это твое лицо. Как я уже сказал, ты должен быть польщен.
Икс улыбнулся, словно они наконец пришли к согласию, но Джейсон испытывал совершенно иные чувства. Гнев. Потерю. Каким же он был слепцом!
– Мне надо было убить тебя при первой же возможности!
– Пожалуй, что да.
– Мне следовало бы убить тебя прямо сейчас.
– Как всегда в этом месте… – Икс выставил перед собой ладони, улыбка исчезла без следа. – Милости прошу попробовать.
Через двадцать минут охранники бросили Джейсона на стол под яркими лампами и вышли из комнаты, а усталый врач со щелчком натянул резиновые перчатки и принялся срезать с него одежду.
– Можете повернуться?
Джейсон с трудом пошевелился.
– Теперь обратно.
Он не мог припомнить ни одной осознанной попытки «попробовать», но, уставившись куда-то за плечом врача, припомнил Икса в самом конце – оставшегося стоять на ногах, но почти столь же окровавленного и почти столь же поверженного.
«Ты должен понять, Джейсон. Не собственно смерть тревожит меня, а мысль о том, что придется умирать на глазах у этих людей. Я знаю, ты находишь меня воплощением зла, но скажи мне, что ты понимаешь это… – Икс рухнул в кресло, почти умоляя. – Скажи мне, что понимаешь…»
Самым тревожным было то, что Джейсон действительно понимал. За три года войны он столько раз был ранен и все равно возвращался в бой, что даже самые бывалые морпехи считали, что он заговорен или благословлен свыше. И, может, это и впрямь было так. Хотя единственное, что Джейсон знал с полной уверенностью, – это что все решает сила, поэтому всегда уважал ее.
«Конечно, Икс – настоящий безумец…»
Джейсон лишь скрежетал зубами, пока врач работал своими тонкими пальцами, ощупывая и надавливая.
– Ну-с, бывало и хуже. – Голос старика был тихим, как шелест тростника, но глаза – чистыми и ясными. – Треснувшие ребра – опять! – и как минимум одно сломано. Вывих левого плеча… Я не могу перечислить все ушибы, но на сей раз с вашим лицом он обошелся аккуратно. Хуже всего почки. Пару дней вы будете мочиться кровью. Дайте мне знать, если это затянется дольше обычного.
Врач прищурил правый глаз, пристально глядя на Джейсона сверху вниз, пока тот не кивнул, а потом продолжил все тем же шелестящим голоском:
– Два сломанных пальца, большой палец вывихнут…
Джейсон прикрыл глаза, пока врач монотонно продолжал перечислять повреждения.
Ему уже приходилось бывать здесь раньше.
Он знал порядок.
Позже, уже в своей камере, Джейсон припомнил слова Икса.
«Достойный восхищения человек…»
Но не давала покоя и более глубокая правда: если он и в самом деле настолько достоин восхищения, то убил бы Икса еще там и тогда – хотя бы во имя Тиры, на худой конец.
«Еще один день и еще одна ночь…»
Джейсон осторожно поерзал на койке, опасаясь боли.
«И наконец эта сволочь умрет…»
32