Чужая здесь, не своя там. Часть первая

На рассвете я остановила коня у водоема — нужно было освежиться, отдохнуть, но прежде всего — привести мысли в порядок. Но как?

Неужели Никлас отослал меня с единственной целью — чтобы я не видела мучения, а после и его смерть? Я запуталась: в своих дальнейших планах, действиях и, конечно, в своем отношении к Никласу.

Его поступок год назад хоть и косвенно, по большей части абсолютно случайно, но привел к тому, что у меня теперь вряд ли получится создать свою собственную семью. Чудовищная случайность с такими ужасными последствиями. И все же винить его в этом — глупо. Никлас же не насильно вливал мне в рот ту проклятую настойку. Но его первоначальные намерения — мерзкие, бесчестные. Что, впрочем, он и не отрицал сам. Ну а мое прощение… Наверно, я в большей степени слукавила, а может даже обманула и его, и себя, чтобы было легче произнести «да». Рассчитывала облегчить его душевные терзания, если таковые и были. Надеюсь, это не было очередной игрой. В ожидании смерти играть, мягко говоря, было бы странным.

И, несмотря на все это, я не хотела смерти Никласа. Можно было бы попробовать обратиться к местным властям, но степень их вовлеченности или, наоборот, неосведомленности в этом деле, мне неизвестна. А стоит ли риск того? Я не знала, может и стоит. Вот только в случае чего, не то, что Никласа, мне не удастся спастись.

Все дальше запутывалась в своих размышлениях, выводах. Заблудилась, потеряв не только нужное направление продвижения.

Не будь за моей спиной Никласа, я бы, наверно, опустила руки. Совсем бы сникла, растерялась, впала в уныние. Кто знает, до чего бы меня это довело? Но я не могла сдаться. Немного передохнула — в голове все равно стояла мысль, что с каждой минутой Никласу становится хуже, дала передышку и коню, а после двинулась дальше в путь.

Краткая передышка не пошла мне на пользу — разморило, и, усталость, наоборот, с удвоенной силой овладевала мной.

Степенный ход коня, который отказывался переходить на галоп, подыгрывал моему вялому состоянию. В результате ближе к обеду я только на остатках своей не самой сильной воли не проваливалась в сон. Я попыталась осматривать окрестности, но окружающий пейзаж очень быстро стал сливаться в сплошное зеленое пятно, изредка разбавленное серо-коричневыми очертаниями поселений вдали.

Ущипнув себя уже не в первый раз за руку, чтобы не заснуть, я вскинула голову. Навстречу, вдоль дороги, шел человек. Я насторожилась, чуть придержала коня, ожидая пока поравняемся.

Старик двигался хоть и медленно, но как будто даже бодро. Глаза его были чуть прищурены — солнце все же ярко светило и довольно жарко, но это не мешало путешествовать ему своим ходом. За плечами старика была котомка.

Разговаривать с ним, восседая на коне, было бы не вежливо. Я спешилась, с сожалением подумав, что не удастся пока толком размяться и потянуться.

— Эд, — окликнула я пожилого мужчину.

Он остановился и выжидательно на меня посмотрел. Внимательный такой взгляд, в чем-то даже пронизывающий. А может я уже просто отвыкла от чьего бы то ни было общества, кроме Никласа. Несмотря на теплую погоду, вновь пробрал озноб.

— Вы не могли бы подсказать, как далеко отсюда до границы? — спросила я.

Пришлось вспомнить выученный когда-то по указанию эдель Фордис лаксавирский язык. Помимо него, я, как и положено благородной эдель, знала еще и амистаринский. И это не считая вадомийского, понятное дело, адарийского и зеденивского.

— До какой именно?

Значит все верно: и Адария, и горные кланы недалеко.

— С Адарией.

Он еще раз окинул меня взглядом, оглядел моего коня, как будто что-то прикидывая в уме.

— Таким же ходом вы доберетесь туда к завтрашнему вечеру.

От облегчения я чуть не расплакалась.

Оказалось, что я хоть и сбилась, и чуть отклонилась от нужного пути, но ненамного.

Хотела уже поблагодарить старика, но тут решила попросить его еще об одной просьбе. Дурацкая, конечно, была затея, но другой такой же возможности я уже не представляла.

— Вы не могли бы найти лекаря или целителя? В поместье… — тут мне пришлось напрячь память и вспомнить упомянутое Никласом заковыристое название, — Кархукуулма остался человек, которому очень нужна помощь.

— Может Кархуколма? — переспросил старик.

— Да-да! Оно. Я заплачУ! — И протянула ему свои серьги — других ценностей у меня с собой не было, не говоря уже о деньгах.

Он мог спросить, почему я сама этого не сделаю, но не стал. Он мог не выполнить мою просьбу. И всё же тяжесть вины прежде всего легла бы на мои плечи, а не посредника. Хотя мне и было стыдно, что я перекладывала решение проблемы на другого человека. Как будто снимала с себя часть ответственности.

Старик посмотрел на меня с удивлением.

— Хорошо, я выполню вашу просьбу. Мне не сложно.

Однако, плату мою принял.

Я не могла определить, говорит он мне правду или собирается просто воспользоваться ситуацией для обогащения. Серьги были дорогими. Матушка Фордис подарила мне их еще на пятнадцатилетие. Желто-коричневые турмалины в обрамлении белого золота… Отдавать мне их было безумно жаль.