Чужая Земля

У купола стояли люди в химзащите. По богатырским размерам я опознал среди них отца Варфоломея и подумал, что дело, кажется, плохо, но еще не смертельно. Хотя бы потому, что лично я невозбранно вышел на улицу.

Система в ответ на мой запрос сказала, что объявлена «малая биологическая», и это не учения. До столовой дойти можно. Там я кое-что узнал от ночного оперативного дежурного, клевавшего носом над тарелкой.

В изоляторе лежал наш великий лингвист.

Сорочкин проторчал на торговом дворе безвылазно трое суток. Унгелен покидал его ненадолго, потом возвращался. Проводив караванщиков, они вдвоем прямо на месте погрузились в свои материалы, отвлекаясь только на еду и пугая обслуживающий персонал воплями: «Леша, ты гений!» – «Нет, Гена, это ты гений!». Они докопались до корней южного диалекта и готовились, как обещал Унгелен, узнать южан лучше, чем те сами.

Ближе к полуночи дневальный санчасти поднял Шалыгина и доложил: система фиксирует у Сорочкина сильную «температурную свечку». Больной в сознании и отвечает на вызов, но речь невнятная. Приняты такие-то препараты. Забрать Сорочкина на базу проблематично, городские ворота уже закрыты, и в столицу до рассвета не войти без особого разрешения начальника стражи. В принципе, достаточно одного звонка от советника Русакова во дворец, но стоит ли поднимать волну? И Русаков мутный тип, и полковнику это не понравится. Солнце взойдет, мы спокойно подгоним машину на торговый двор, а Сорочкин там, по собственным заверениям, «хорошо лежит», вот пусть лежит и не жужжит. Не окочурится за пять часов.

Шалыгин смотрел на монитор системы и думал. Как просто доктор, он рвался к пациенту и готов был хоть сейчас прыгнуть с вертолета на площадь торгового двора, а что скажут местные – не его проблема… Нет, только не с вертолета, а с конвертоплана. Обе наших ударно-транспортных «вертушки» числятся за спецназом, им понадобится куча разрешений и согласований, а Чернецкий не станет вообще задавать вопросов, он просто взлетит. Когда надо идти на помощь, Чернецкого не остановит даже руководитель полетов.

Но как главврач экспедиции МВО РФ на планете, из-за которой Россия вошла в клинч едва не со всей остальной Землей, – то есть человек, поневоле вовлеченный в политику, – Шалыгин понимал, что время уже упущено, а экстренные меры только поднимут шум и привлекут внимание. Пока состояние больного не требует срочной эвакуации, пускай и правда лежит. Привезти сюда земной вирус Сорочкин не мог, зато подхватить местную болячку – вполне, мы на это давно нарываемся. Если болезнь занес тот самый южный караван, значит, «контактных» много и скоро что-то начнется. У аборигенов есть слово, аналогичное нашему «мор»; они понимают, как зараза передается от человека к человеку, связали это с личной гигиеной и даже наловчились выстраивать карантинные мероприятия. Город сейчас настолько чистый, насколько это в принципе возможно, и последний раз тут массово болели очень давно, при прапрадедушке Унгусмана. Тем не менее свою часть работы местные сделают. А мы – свою. Надо ради этого поднимать среди ночи полковника и будить вождей? Какую фору нам дадут пять часов? Уже никакую.

Шалыгин поставил систему в известность, что своей властью объявляет учебную «малую биологическую тревогу» строго для боевого расчета санчасти, разбудил людей и погнал на склад за куполом.

Боевой расчет в составе трех человек – доктор Ваня, доктор Мага и усиление в лице оперативно-тактического попа отца Варфоломея – был, конечно, вовсе счастлив заняться строительными работами в полпервого ночи, потому что главврачу попала вожжа под хвост. Но после краткого инструктажа шепотом взбодрился и помчался. Купол оказался развернут, подключен и укомплектован с перекрытием всех нормативов, и настолько тихо, насколько это было возможно, учитывая, что отец Варфоломей уронил контейнер с входным кессоном на доктора Ваню, доктор Мага запнулся о кабель и упал носом в пробирки, а Шалыгин согнул лом, служивший ручкой домкрата. Дневальный санчасти был занят контролем состояния больного и не имел возможности что-то всерьез испортить. Он только сломал шуруповерт.

Развернув изолятор и сказав друг другу все положенные слова, эскулапы легли досыпать в санчасти, уложив там же священника на случай, если понадобится изгонять беса или перемещать тяжести.

А едва рассвело, от города примчалась, страшно топоча и поднимая фонтаны пыли, конная двойка. Сконфуженный Унгелен привез на базу своего приятеля. Сорочкин был в жару, бреду и характерной сыпи по всему телу.

На первый взгляд — типичная ветрянка. Прямо по учебнику.

— Что за?.. — спросила хором вся санчасть, включая отца Варфоломея.

— Никогда такого не видел, — сказал Унгелен.

— Ну, Гена, ты даешь! — ляпнул Шалыгин. — Подкатил нам подарочек...

Сам того не желая, он этими словами настроил младшего вождя на удобную для землян версию. Унгелен и так грешил на караванщиков.