Чужая Земля

Я ждал, что он снова тонко пошутит про гвоздь в голове и нашу с Лешей дружбу. Вместо этого Газин молча покосился на меня тем особенным образом, каким некоторые глядят, вспоминая обстоятельства гибели профессора. Косился целую секунду, потом решил, что хватит.

Когда-нибудь я пойму, что он хочет мне сказать этим взглядом, и тогда испугаюсь, наверное. Сейчас не до того.

– Ну так что же там – «в принципе»? Давайте, не тяните.

– Я не готов делать выводы, могу только дать справку. Боевого вождя не назначали лет двадцать. Собственно, последним действующим боевым вождем был сам Унгусман…

– Это знаю, – перебил Газин. – А чего я не знаю?

Я на миг задумался, пытаясь сформулировать мысль почетче. Туземцам министр обороны в мирное время не нужен. Его функции делят несколько младших вождей, командующих родами войск, и подчиняются они напрямую великому.

Обычно боевой вождь появляется в напряженный период, если война на носу и есть опасение, что великий под ударом, и неплохо бы иметь полноценного заместителя. Но когда выдвинули Тунгуса, войны не предвиделось. И никаких проблем с наследованием должности. Тунгус и без того считался лучшим претендентом на трон, братья сами его подталкивали, чтобы спокойно заняться торговлей и строительством. А что тогда?..

– Для назначения Унгусмана боевым вождем не было повода вообще. Но его отец почувствовал себя плохо и решил подстраховаться. Наличие боевого вождя сильно упрощает и, главное, сокращает процедуру перехода власти. Все делается буквально за час. Тоже очень шумно, зато быстро.

– То есть при живом царе появляется такой легитимный преемник из числа принцев крови, которого, если что, всякие такие шурины и братья мигом утвердят в цари, и все довольны?

– Именно. По статусу боевой вождь – даже не заместитель, а лицо, облеченное правами и обязанностями великого вождя. Папаша Унгусмана сразу наплевал на дела и с чистой совестью лег помирать. Унгусман впрягся в руководство по полной, тут отец неожиданно выздоровел и еще три года с наслаждением бил баклуши, а над Унгусманом хохотала вся родня. Отец устал объяснять сыну, что это было не нарочно. Пару дополнительных братьев успел ему сделать…

– Понятненько… – Полковник затеребил мочку уха. – Доктор! Отвлекитесь на минуту. Кто у нас дежурит сейчас во дворце, пусть по возможности подберется к Тунгусу и посмотрит, как он такой себя чувствует… Да, есть мнение. Спасибо… Ну-с, а что же мне делать с вами, советник?

С некоторым усилием полковник вернул себе планшет, оценивающе поглядел на меня и заявил:

– Я дам вам «парабеллум».

– Простите?..

– Мне пора идти к «спецам», чтобы сказать им… Неважно. Короче, время дорого. А вы работайте по своему плану, желаю удачи. Вон сидит такой Чернецкий, испереживался весь… А я понятия не имею, что вы знаете код спускаемого аппарата. И что у вас инструкция поступать по совести.

– По своему усмотрению, – поправил я.

– А есть разница?.. Вашу руку, советник. Кстати, вы почему такой шляетесь по территории, вместо того чтобы отдыхать? Вы же заступаете во дворец в ночную смену, разве нет? Спокойного дежурства. И поклон от меня нашей принцессе.

Я чуть было не козырнул, но вовремя припомнил, что «к пустой голове руку не прикладывают». Вдруг запершило в горле. К чему бы это? Надеюсь, не к ветрянке. Анализ, что ли, сдать внеплановый. У нас уже пошел второй десяток с повторной, и Шалыгин приказал всем бояться.

Да, нынче вечером командир воздушного судна Чернецкий полетит совершать подвиг, а советник Русаков пойдет во дворец на ночное дежурство. Что вы чувствуете, советник, когда втыкаете шприц…

У девочки было две сестры, умерших детьми, и она говорит о них так, будто те на минуту вышли. У аборигенов своя философия смерти. Те, кого они любили, остаются с ними навсегда. История из жизни прапрапрапрадедушки никогда не станет байкой или анекдотом – поколение за поколением будет пересказывать ее слово в слово и жест в жест, без малейших искажений. Зато негодных людей тут забывают наглухо, просто стирают из памяти рода и племени. Как при этом рефлексируется негативный опыт, мы пока не разгадали. Если поймем, нас ждет форменный переворот в психологической науке. Возможно, мы станем намного счастливее…

Я подошел к конвертоплану, Чернецкий открыл дверцу.

– Код от спускаемого – надо?

– Черт побери! – летчик криво усмехнулся. – Я должен Алику бутылку. Он сказал, что Газин примет вас в игру, а я, грешным делом, засомневался.

Ну спасибо.

Я открыл было рот, чтобы ляпнуть: «Это кто еще кого принял…» – и закрыл. Считаете меня тут мальчиком на побегушках, ну и бог с вами. Вдруг пришло осознание, что я ни капельки не обижен таким принижением своей роли, да и вообще наплевать. Результат важнее.

Кажется, я наконец-то бросил играть в дипломата – и стал дипломатом. Поздновато созрел. Но, как сказал бы Тунгус, чтобы кем-то стать, надо им быть. Я – могу. Я гожусь для серьезного дела, от меня есть польза, и идите вы к чертовой матери.

Видимо, некое внутреннее напряжение все-таки отразилось на моем лице, поскольку Чернецкий поспешно добавил: