Чужак

— Не меня ты должен благодарить, Фрэнсис. Это все Церковь. Конечно, я люблю тебя. Я знаю, мы научили тебя многому хорошему, но именно за этими стенами, Фрэнсис, ты узнаешь больше, чем где-либо еще, — он показал рукой на улицу. — Все мы, кто здесь находится, живем безмятежной, спокойной жизнью, не зная борьбы. Мы здесь как в укрытии. Сейчас ты покинешь нас, и мы потеряем с тобой связь. Здесь, за четырьмя стенами, мы могли наблюдать за тобой и направлять тебя. Но там… Кто там поможет тебе? Кто даст тебе приют и защитит тебя от бездушия людей? Да, Фрэнсис, теперь я понимаю, как много нам здесь предстоит сделать того, о чем я раньше не задумывался: мы должны научить наших ребят жить вне этих стен. — Он достал носовой платок и высморкался. — Хватит лирики, Фрэнсис! Ты попрощался с отцом Куином, сестрой-настоятельницей и всеми учителями? Мы будем скучать по тебе.

— Я попрощался с ними утром, — ответил я. — Мне тоже будет не хватать всех вас.

— Ты хороший парень, — сказал брат Бернард, направляясь в сторону основного корпуса. — Мы еще увидимся до твоего отъезда.

— Брат Бернард! — окликнул его я.

Он повернулся:

— В чем дело, сынок?

— А что, быть евреем — это смертельный грех? — выпалил я.

Он остановился и посмотрел на меня: лицо его приобрело какую-то мягкость. Когда он заговорил, слова его звучали тихо и медленно:

— Нет, сын мой, это не так. Это не может быть так. Видишь ли, многие из нас склонны забывать, что Иисус был евреем.

— Но, брат Бернард, если я еврей и буду жить со своими родственниками, то я не смогу приходить в эту церковь, не смогу исповедываться, кто же отпустит мне грехи? И когда я умру, я ведь точно сгорю в аду!

Он подошел ко мне и взял меня за руку.

— Фрэнсис, — его голос звучал необычно низко, — как бы мы, католики, того не хотели, небеса существуют не только для нас. Это место для всех добрых людей. Я верю, что небо открыто для всего человечества, независимо от того, каким способом люди молятся Всевышнему, если они действительно верят в Него и живут его Словом. Просто будь хорошим человеком, Фрэнсис, и люби своих ближних. Делай добро, и тогда тебе нечего будет бояться. — Он улыбнулся. — Ты понял, сын мой?

— Да, сэр, — ответил я. — Думаю, что понял.

— Отлично, — ответил брат Бернард. — А сейчас мне пора. Завтрак, должно быть, уже кончился. — Улыбнувшись, он потрепал меня по волосам и пошел в столовую.

Завтрак, действительно, закончился, и школьный двор стал заполняться детьми, повалившими гурьбой из всех дверей основного корпуса. До отъезда у меня еще было какое-то время, и я решил зайти в спортивный зал.

Несколько ребят играли в баскетбол, среди них был и Питер Самперо. Я решил попрощаться с ним. Мне не хотелось, чтобы он держал зло на меня из-за всего того, что произошло между нами раньше.

Когда я направился к ребятам, в зале воцарилась тишина. Они внимательно наблюдали, как я шел в их сторону. Я сразу почувствовал напряженность. Не знаю почему, по моей спине пробежал холодок. Я давно усвоил, что нельзя показывать свои чувства, поэтому как ни в чем не бывало продолжал идти к ним. Подойдя к Питеру, я протянул ему руку.

— Забудь все, что случилось, Пит, — сказал я.

Он посмотрел на меня в упор, не обращая внимания на протянутую руку. Затем сделал шаг навстречу.

— Конечно, забуду, — сказал он и внезапно двинул мне в челюсть. Я перевернулся вверх тормашками через парня, который присел за моей спиной, и рухнул на пол. Несколько пар рук крепко прижали меня к полу. Я не мог сделать ни малейшего движения. Да в первый момент и не пытался, так как был совершенно ошарашен такой неожиданностью. Пит подошел ко мне.

— Ты, жидовское отродье! — злобно заорал он. — Пробрался к нам в школу и молчок!

Он пнул меня ногой в бок. Я почувствовал, как боль разливается по всему телу. Потом, нагнувшись, он ударил меня в лицо. Мне удалось освободить одну руку, и я схватил его за рубашку. Он отпрянул, не переставая бить меня по лицу. Я тоже привстал, так как не отпускал его рубашку. Вторая моя рука стала свободной, и я схватил его за горло, прижав к стене. Остальные, кучей навалившись на меня, наносили мне удары в спину и в бока, но я не обращал на них внимания. Впервые в моей жизни я дрался не задумываясь, почти автоматически. Меня распирало от ненависти к нему. Я крепко сжал его шею и стал методично бить его головой об стену, в то время, как он лупил меня в живот. Кровь бежала по моему лицу из разбитого носа и рта. Затем его дружки все-таки запрыгнули на меня сзади, и мы покатились по полу. Куртка затрещала по всем швам, но мне было на это совершенно наплевать. Все, чего мне хотелось в ту минуту, — это убить Пита.

Я хотел его убить — убить! Я с силой стукнул его головой о цементный пол. Вдруг чьи-то сильные руки схватили меня за плечи, подняли и оттащили от Пита. Внезапно все стихло. Брат Бернард крепко держал меня, так что я не мог двинуться. Пит продолжал лежать на полу.

Глаза брата Бернарда яростно сверкали.

— Кто это начал? — спросил он.

Раздался тоненький голосок какого-то первоклашки: