Чужак

В один из вечеров Фрэнк давал мне уроки бокса и наставил синяков. Рут расстроилась и отругала его. Но когда при прощании она закрывала за ним дверь, ей стало жалко его. Она подумала, что в конце концов бедный парень сирота и, может быть, у него никогда не было друзей. Рут зашла ко мне в комнату узнать, как я себя чувствую, и осталась немного поболтать.

Через некоторое время она отправилась на кухню выпить воды. Она включила воду и подождала несколько секунд, чтобы вода стала похолодней, а когда закрыла кран, ей показалось, что из комнаты Джулии доносятся какие-то звуки. Она подошла к двери, думая, что Джулия еще не спит и они поболтают немного. Но когда она взялась за дверную ручку, то услышала чужой голос, доносящийся из комнаты.

Удивленная Рут выскочила в маленькую прихожую рядом с кухней и остановилась там, спиной к кухне. Она не собиралась подглядывать, но на стене перед ней висело зеркало, которое позволяло ей видеть все, что происходит в кухне. Дверь комнаты открылась, и выглянула Джулия, осмотревшись, она вышла в кухню, а за ней вышел Фрэнк.

Джулия подвела Фрэнка к черному входу, и он поцеловал ее на прощание. То была не ребяческая забава, а настоящий взрослый поцелуй. Отражение в зеркале словно загипнотизировало Рут. С одной стороны, она считала это грязным сексом, но с другой — было в этом что-то еще неизвестное ей. Рут почувствовала силу Фрэнка, она была буквально потрясена, но тогда не поняла этого. Она не могла в тот момент точно оценить свои чувства или хотя бы проанализировать их. Она просто ощутила, что испытывает к нему те же чувства, что и другие, и так будет до тех пор, пока она не найдет в нем того, чего бы ей хотелось.

Она попыталась успокоиться, говоря себе, что он просто мальчишка и что Джулия понимает это. Рут вернулась в свою комнату вся в слезах, хотя сама не знала, почему плачет. По сути говоря, это был эмоциональный шок. Всю ночь она не сомкнула глаз, и на следующее утро встала усталая и разбитая, решив не вспоминать о Фрэнке.

После этого случая она постоянно ругала его, пускала шпильки в его адрес, смеялась над его оплошностями, старалась принизить его успехи. Интересно, знал ли Фрэнк, почему она делает это? Но однажды он поцеловал ее, и все ее представления о нем рассеялись словно по ветру. Она поняла, что он единственный, кому она будет принадлежать, что виной всему не ее детская впечатлительность, а серьезные, откровенные, взрослые чувства, требующие соответствующего выражения.

Прошло время, и случилось вот что. Тогда она только начала работать в больничном отделе Управления благотворительности. Ты ведь помнишь это, Джерри? Твой отец еще помог ей получить эту работу. Я как раз в то время проходил практику в центральной больнице Манхэттена и вернулся после дежурства около трех утра.

Первым делом мне бросился в глаза свет в гостиной. Заглянув туда, я обнаружил Рут, спящую в большом кресле. Чтобы не напугать ее, я тихонько потряс ее за плечо.

Она открыла глаза, и первые ее слова были:

— Я только что видела Фрэнка.

Я разинул рот и с видом идиота спросил:

— Фрэнк? Кто такой Фрэнк?

Думаю, она даже не услышала меня, потому что заговорила на бешеной скорости:

— Ты не узнал бы его, Марти, совсем не узнал бы. Он так изменился: волосы почти белые, выглядит усталым, одиноким, разбитым, а кроме того, он голоден. Он упал на улице, поэтому его и доставили в больницу. Доктор сказал, что он не ел несколько дней.

— Подожди минутку, девочка, — сказал я, — давай помедленнее. О ком ты говоришь?

Рут изумленно посмотрела на меня, удивляясь тому, что я не понял, о ком идет речь. Затем медленно произнесла:

— О Фрэнсисе Кейне.

Внезапно меня охватило такое же возбуждение, как и ее.

— Фрэнки! — закричал я, позабыв, что уже глубокая ночь. — Где ты видела его?

— Именно это я и пытаюсь объяснить тебе, — ответила Рут. — Я видела его сегодня вечером в больнице.

— Что он сказал? Он вспомнил тебя? — спросил я.

При этих словах она разразилась слезами.

— Нет, он сказал, что незнаком со мной. И даже после того, как я сказала ему, что люблю его, он отрицал, что он тот самый Фрэнк Кейн, которого я некогда знала.

Это было слишком. Я опустился на диван.

— Неужели? — спросил я, пораженный тем, что услышал.

Рут перестала плакать и посмотрела мне в глаза.