– Брось свои земные замашки. Ты слишком много внимания уделяешь молодому человеку, который может оказаться (или не оказаться) нашим братом Михаилом. Кроме того, ты не вправе судить Инструмент, с помощью которого Господь призвал тебя. И к тому же дело не в нем, а в брюнетке-секретарше, от которой тебя оторвали, и которая заслужила мой поцелуй еще до того, как тебя призвали. Я не ошибся?
– Я не успел ее испытать.
– В таком случае, ты будешь рад узнать, что Верховный епископ Шорт довел начатое тобою дело до конца. Он испытал ее весьма квалифицированно во всех отношениях – я тебе говорил, что из него выйдет толк, – и теперь она наслаждается Счастьем, которое заслужила. Пастырь должен черпать наслаждение из своей работы, и повышение по службе также должно доставлять ему наслаждение. У нас открывается новый участок, которому нужен смотритель. Эта должность, правда, ниже твоего звания, зато позволяет приобрести практический опыт ангельской работы. Вверяемая тебе планета – будем считать ее планетой – населена трехполым народом. Я имею информацию от Самого, что даже Дон Жуан не смог бы почувствовать интереса ни к одному из этих трех полов. Впрочем, Жуан пожил там немного, а потом стал плакать и проситься в свой персональный ад.
– Хотите послать меня в Зазеркалье, чтобы я ничего не понимал и ни во что не мог вмешаться?
– Чур тебя! Ты и так не имеешь права никуда вмешиваться, я тебе это с самого начала сказал. Все! Лети прочь, не мешай работать!
Фостер углубился в дела. На чем он остановился? Ах да, на бедной душе, временно носящей имя Агнесс Дуглас. Трудно быть стимулом, но она с честью выполняла свое предназначение. И выполнила, а теперь достойна отдыха. Правда, сначала из нее следует изгнать беса, который должен был помогать ей в работе. Она будет метаться, кричать и извергать эктоплазму из всех отверстий… Да, Агнесс Дуглас была исключительно надежным линейным работником, бралась за любое поручение, даже не слишком благородное, и выполняла его на высоком профессиональном уровне. Фостер не удержался и еще раз украдкой покосился на миссис Пайвонски. Ах, Патриция, душечка! Какой верный соратник и лакомый кусочек!…
Глава 29
Когда за Патрицией закрылась дверь, Джилл спросила:
– Что теперь, Майк?
– Едем, Джилл. Ты читала что-нибудь по патопсихологии?
– Да, но гораздо меньше, чем ты.
– Ты знаешь, что означает любовь к змеям и татуировкам?
– Конечно. По Пэтти все видно с первого взгляда.
– А я это понял только тогда, когда мы стали братьями. Физическая близость помогает глубже понять человека, правда, лишь в тех случаях, когда она – результат близости духовной. Мне кажется, что если бы мы сблизились физически, не сблизившись душой, то… нет, я бы так не смог. – Вот именно. За это я тебя и люблю.
– Я еще не вник, что такое «любовь». И что такое «люди». Но я не хочу, чтобы Пэт ушла.
– Догони ее и задержи.
– («Еще не кончилось ожидание, Джилл»).
– («Я чувствую»).
– Я не уверен, что мы сможем дать ей все, что необходимо. Она должна постоянно отдавать себя все новым людям. Ей мало Собраний Счастья, змей и зрителей, она готова положить себя на алтарь ради счастья всех живущих. Другие люди понимают Новое Откровение иначе, а Пэт – именно так.
– Ты прав, Майк. Я тебя люблю.
– Пора в путь, возьми деньги и выбери себе платье. Я выброшу все лишнее.
Джилл задумалась, что же надеть. Майкл брал в дорогу только те вещи, которые были на них. Джилл это вполне устраивало.
– Вот это, голубое.
Платье взлетело, Джилл подняла руки, и оно само на нее наделось. Опять же сама собой застегнулась молния, к ногам подбежали туфли.
– Я готова.
Майк перехватил ее мысль, которую понял не до конца: уж очень она немарсианская.
– Джилл, может, нам стоит пожениться?
– Сегодня мэрия не работает.
– Значит, завтра. Мне кажется, ты этого хочешь.
– Нет, Майк.
– Почему?
– Мы уже не можем стать ближе, ведь у нас общая вода. Это верно и по-английски и по-марсиански.
– Это правда.
– И я не хочу, чтобы Доркас, Мириам, Энн и Пэтти думали, что я отбираю тебя у них.
– Они так не подумают.
– Все равно, это не нужно. Ведь мы с тобой поженились вечность тому назад в больничной палате… – Она задумалась. – Но кое-что ты еще можешь для меня сделать.
– Что, Джилл?
– Ты можешь давать мне ласковые имена, как я тебе.
– Хорошо. Какие?
– Майк, ты самый милый и самый несносный человек на двух планетах! Называй меня иногда маленьким братцем. Мне это очень приятно, даже сердце замирает.
– Хорошо, маленький братец.
– Ох, давай двигаться, пока я не затащила тебя снова в постель. Встретимся внизу: я пойду оплачивать счет.
Они сели в первый попавшийся автобус. Через неделю были дома, посидели там несколько дней, и, не прощаясь, уехали. (Майк прощался только с чужими людьми: этот земной обычай ему претил).
Вскоре они остановились в Лас-Вегасе. Майк пробовал играть, а Джилл убивала время, работая манекенщицей. Она не умела ни петь, ни танцевать. В этом Вавилоне Запада для нее была одна подходящая работа: вышагивать в неправдоподобно высокой шляпе. Если Майк работал, Джилл предпочитала не сидеть дома, а тоже чем-то заниматься.