Чужак в чужой стране (Stranger in a Strange Land)

– Мой галантный марсианин, земные женщины любят, чтобы их хоть чуточку ревновали, но я боюсь, что ты никогда не вникнешь в ревность. Милый, а что будет, если кто-то из зрителей начнет ко мне приставать?

– Боюсь, что его не досчитаются.

– С одной стороны это правильно. Но с другой, ты обещал мне не делать подобных штучек без крайней нужды. Если ты услышишь, что я кричу или почувствуешь, что я боюсь, тогда действуй. Но я строила мужчинам глазки еще тогда, когда ты был на Марсе, и могу тебя уверить, что в девяти случаях из десяти, если женщину изнасиловали, в этом большая часть ее вины. Поэтому не торопись.

– Я запомню это. А фотографию Дюку все-таки стоит отослать.

– Зачем, милый? Если я захочу пристать к Дюку – тем более, что ты разрешаешь, – я просто обниму его за плечи и скажу: «Дюк, ты не против?». Мне бы не хотелось поступать, как те глупые женщины, которые тебе писали. Но если ты хочешь, я сфотографируюсь и отошлю карточку Дюку.

Майк нахмурился.

– Если ты хочешь отослать Дюку неприличную фотографию, отсылай. Не хочешь – не отсылай, я не могу тебя принуждать. Я просто хотел посмотреть, как делают неприличные фотографии. И что такое неприличная фотография? Майка смущала как сама коллекция Дюка, так и перемена отношения к ней Джилл. Бледное марсианское подобие бурной человеческой сексуальности не давало ему возможности вникнуть в нарциссизм и визионизм, в скромность и бесстыдство.

– Неприличная или приличная – зависит от того, кто на эту фотографию смотрит. Если я преодолела предрассудок, мне это уже не кажется неприличным. Трудно объяснить словами, что это такое. Я лучше покажу. Закрой, пожалуйста, окна.

Шторы опустились.

– Отлично. Вот такая поза немножко неприлична, и не всякая девушка так станет. Эта – чуть более неприличная, и на нее решатся единицы. Эта – уже наверняка неприличная… эта – еще хуже… а эта – уж такая неприличная, что я не согласилась бы так позировать с открытым лицом, разве только по твоей просьбе.

– Зачем смотреть, если закрыто лицо?

– Спроси у Дюка, он объяснит.

– Я не вижу здесь ни хорошего, ни плохого, – он добавил марсианское слово, обозначающее нулевое состояние.

Поскольку Майку не все было понятно, разговор пришлось продолжить по-марсиански. Где это было возможно, Джилл и Майк пользовались марсианским языком, в котором очень тонко определены и разграничены эмоции. Вечером Майк пошел смотреть выступление Джилл. Она вышла на сцену, улыбаясь всему залу, и особо – Майку. Джилл обнаружила, что присутствие Майка в зале усиливает радостное чувство: ей казалось, что она светится в темноте.

Когда девушки образовали на сцене живую картину, Джилл оказывалась в нескольких шагах от Майка. (Уже на четвертый день директор сделал ее примадонной, сказав: «Я не знаю в чем тут дело, малышка. У нас есть девушки и пофигуристей, но в тебе есть нечто, на что клюют посетители»). Джилл медленно обратилась к Майку:

– («Что-нибудь чувствуешь?») – («Вникаю, но не во всей полноте»).

– («Посмотри туда, куда смотрю я. На того коротышку. Он дрожит, он жаждет меня»).

– («Я вникаю в его жажду»).

– («Ты его видишь?») Джилл уставилась посетителю в глаза, чтобы одновременно усилить его интерес и позволить Майку видеть ее глазами Джилл уже неплохо думала по-марсиански, и они с Майком стали настолько близки, что могли одалживать друг другу глаза, как это заведено на Марсе. Майк свободно пользовался глазами Джилл, она же могла смотреть его глазами только с его помощью.

– («Мы вместе вникаем в него. Великая жажда по маленькому братцу»).

– («!!!») – («Да. Прекрасная агония»).

Музыка переменилась. Джилл пошла по сцене, двигаясь плавно и томно.

Она чувствовала, как в ней в ответ на жажду Майка и посетителя разгорается желание. Обходя сцену, Джилл приближалась к маленькому посетителю и не отрывала от него взгляда.

Происходило что-то необъяснимое (Майк не говорил, что такое возможно): она воспринимала чувства другого человека, дразня его глазами и телом, и передавала эти чувства Майку. Вдруг она увидела себя глазами посетителя и ощутила всю силу примитивного звериного желания, которое тот испытывал к ней.

Джилл споткнулась и чуть не упала: но Майк поддерживал и вел ее, пока она не до конца овладела собой.

За сценой девушка, шедшая сзади, спросила: – Что случилось, Джилл?

– Зацепилась каблуком.

– Как ты удержалась, ума не приложу! Как будто кто-то тебя на веревочках вел.

– («Так оно и было!») – Попрошу ответственного за сцену проверить это место. Там, наверно, доска отстала.

Весь вечер Майк показывал Джилл, как она выглядит в глазах того или иного посетителя, стараясь не пугать ее. Джилл удивилась: все воспринимали ее по-разному. Один смотрел на ноги, другой был очарован покачиванием торса, третий замечал лишь величественный бюст. Майк показал ей и других девушек. Джилл с облегчением отметила, что он воспринимает их также, как и она, только острее; и с удивлением – ее возбуждение росло, когда она видела других девушек глазами Майкла.