Чужак в чужой стране (Stranger in a Strange Land)

Казино были открыты круглые сутки, поэтому Майк был занят почти все время. Он играл осторожно, не выигрывая слишком много. Раскрутив каждое казино на пару тысяч, Майк считал своим долгом что-нибудь и проиграть. Вскоре он устроился крупье. Шарик бежал по кругу, а Майк всматривался в лица, стараясь вникнуть, почему люди играют. Мотив их поведения показался ему сексуальным, но нечистым.

Ресторанная публика, перед которой выступала Джилл, состояла из таких же болванов, как и цирковая. Но удивительно: несмотря на презрение к публике, Джилл с удовольствием выходила к ней и демонстрировала себя. Майк уже передал ей толику марсианской честности, и она попыталась проанализировать это чувство. Ей и раньше нравилось, когда на нее с восхищением смотрел мужчина, которого она считала достойным себя. Ее самолюбие было немного уязвлено тем, что вид ее тела ничего не значит для Майка, хотя она знала, что Майк предан ей настолько, насколько это возможно только в мечтах (если он чем-нибудь не занят). Но и тогда он был великодушен: по ее зову выходил из транса и уделял ей необходимое внимание.

Такая у него была странность, и не единственная. Он по-прежнему не умел смеяться.

Джилл решила, что ей нравится демонстрировать свое тело мужчинам только потому, что Майк им не восхищался. Но чем больше об этом думала, тем честнее становилась перед собой, и, наконец, отказалась от первоначального предположения. Мужчины, перед которыми она выступала, в основном были слишком старыми, жирными и лысыми, чтобы она могла считать их привлекательными. Джилл не презирала стариков – Джабл мог смотреть на нее, говорить соленые словечки, но у нее не возникало чувства, что он хочет зажать ее в уголке. Джилл презирала «старых похотливых кобелей», как сама их называла. И вот она обнаружила, что «старые похотливые кобели» ее больше не раздражают. Наоборот, их восторженные и томные взгляды доставляли ей тайное удовольствие. Раньше она осуждала эксгибиционизм. Теперь, обнаружив у себя его признаки, решила, что либо эта форма нарциссизма не является патологией, либо у нее патология психики. Однако она не чувствовала себя ненормальной – наоборот, никогда она еще не была такой нормальной. Да и кто взял бы ее в медсестры, если бы она не была и физически и психически абсолютно здорова?

Что же, если здоровой женщине нравится, когда на нее смотрят мужчины, то здоровые мужчины должны получать удовольствие, глядя на женщин! Джилл поняла, зачем Дюку его коллекция.

Джилл завела об этом разговор с Майком, но он не мог понять, почему ее вообще волнуют чьи-то взгляды. Другое дело – прикосновения. Майк не любил, чтобы к нему прикасались чужие люди (он старался даже не здороваться за руку), и мог понять, что этого не любят другие. Прикосновения он терпел только от братьев. Джилл боялась, что это может привести к гомосексуальным связям. Она объяснила Майку, что такое гомосексуализм, (Майк читал, но не понял) и как от него уберечься. Майк был «красавчик», и к нему вполне могли пристать. По совету Джилл он придал своим чертам больше мужественности, но она не была уверена, что Майк отверг бы домогательства, скажем, Дюка, если бы тот имел слабость к мужчинам. К счастью, все мужчины-братья Майка были вполне мужчинами, а женщины – вполне женщинами. Джилл подозревала, что Майк усмотрел бы «зло» в человеке с гомосексуальными наклонностями, и не предложил бы ему (или ей) воду.

Майк не мог понять, почему Джилл нравится, когда на нее смотрят. Их мнения на этот счет совпадали в тот недолгий период, когда они работали в цирке, и Джилл стала равнодушной к взглядам. Джилл поняла, что в цирке зародилось ее теперешнее самосознание: уже тогда она была не совсем равнодушна к мужским взглядам. Под влиянием Человека с Марса она утратила остаток ханжества, который из нее не вытравила профессия медицинской сестры. И только до конца утратив ханжество, Джилл поняла, что оно у нее было. Она, наконец, смогла признать, что так же бесстыдна, как кошка на солнцепеке, и попыталась объяснить это Майку, используя понятия нарциссизма и визионизма.

– Понимаешь, Майк, я балдею, когда на меня смотрят мужчины… хоть один, хоть много. Я вникла, зачем Дюку сексуальные картинки. Это не значит, что я хочу лечь в постель с моими зрителями, или что Дюк ляжет в постель со своими фотографиями. Но когда на меня смотрят и говорят (или думают), что я желанна, мне становится как-то тепло. – Она нахмурилась. – Надо сфотографироваться понеприличнее и отослать фотографию Дюку, чтобы он понял – я уже не считаю его увлечение постыдной слабостью.

– Хорошо, поищем фотографа.

– Нет, – покачала головой Джилл, – лучше не надо. Я просто извинюсь перед Дюком. Он никогда не имел на меня видов, и я не хочу, чтобы меня неправильно поняли.

– Как? Ты не хочешь Дюка?

Джилл забыла, что Дюк ей брат по воде.

– Гм… Я об этом как-то не думала. По старой привычке боялась тебе изменить. Нет, я не отвергну Дюка, если что… и мне будет хорошо с ним. Что ты на это скажешь?

– Это правильно, – серьезно сказал марсианин.