Чужак в стране чужой

— Обычное для забегаловки Харшоу обслуживание — кое-как, но зато быстро. А это — тебе, начальник.

— Да ты же разбавила!

— Объясняйся с Энн. Она говорит, что ты слишком устал.

— Теперь вы видите, джентльмены, — страдальческим голосом возгласил Джубал, — что мне приходится терпеть. И какой только идиот придумал это идиотское равноправие. Мириам, это тоже тысячу раз, на санскрите.

— Будет сделано, начальник. Вот выучу санскрит, и сразу напишу. — Она потрепала его по макушке. — Давай, ругайся, сегодня ты заслужил такое право. Мы тобой гордимся!

— На кухню, женщина! У всех есть выпить? А у Бена? Кстати, где Бен?

— У всех, и у Бена — тоже. Он звонит к себе в газету.

— Прекрасно. Теперь можешь бесшумно удалиться — и пришли сюда Майка. Джентльмены! Ме ке алоха пау оле![110] А то нас с каждым годом все меньше и меньше. — Джубал отпил из стакана, следом за ним — и все остальные.

— Майк помогает по кухне. Когда он вырастет — станет дворецким.

— А ты что, еще здесь? Все равно, гони его сюда. К доктору Нельсону на осмотр.

— Да я совсем с этим не спешу, — отмахнулся Нельсон. — Джубал, у тебя отличный виски, но что это был за тост?

— Дико извиняюсь, это я по-полинезийски. «Пусть наша дружба будет вечной». Ну в самый раз для ритуала воды. Кстати, о воде. Ларри и Дюк — тоже братья Майка, но вы, джентльмены, не беспокойтесь. Готовить эти ребята абсолютно не способны, зато они всегда тебя прикроют; с ними за спиной можно смело лезть в любой темный переулок.

— Если ты, Джубал, за них ручаешься, — заверил его ван Тромп, — значит все тип-топ. Допустим их на наше высокое собрание, а потом выставим у двери часового. Но сперва выпьем за девушек. Свен, как там был у тебя этот тост за flickas?[111]

— Тот, который за всех хорошеньких девушек сразу? Выпьем лучше за четверых наличных. Skaal!

— Слушай, Джубал, — поинтересовался Нельсон, когда они выпили за своих женского пола братьев по воде, — и где это ты их таких находишь?

— Выращиваю в собственном подвале. А потом, только успеешь такую вот красотку мал-мала вышколить, как появляется какой-нибудь прощелыга и женится на ней. Гиблое дело.

— Это как же ты, наверное, страдаешь, — посочувствовал Нельсон.

— Да, я страдаю. Надеюсь, все вы, джентльмены, связаны узами брака?

Надежда эта оправдалась только на две трети — Махмуд женат не был.

— А не будете ли вы любезны развоплотиться? — мрачно посмотрел на него Джубал. — Только чуть попозже, после обеда, — на пустой желудок как-то неловко.

— Не бойтесь, я убежденный холостяк.

— Все так говорят! Я же видел, как Доркас строила тебе глазки, а ты уж прямо мурлыкал от удовольствия.

— Ерунда это все, я абсолютно безопасен.

Махмуд думал было сообщить Джубалу, что никогда не женится на иноверке, — но решил, что иноверец может на такое и обидеться.

— Только ты, Джубал, никогда не говори ничего подобного Майку. Он ведь не грокнет, что это шутка, — и куда ты денешь потом труп? Я, конечно, не совсем уверен, что Майк может мысленно заставить себя умереть, но стараться он будет, это уж точно… Был бы он настоящим марсианином — точно смог бы.

— А вот я не сомневаюсь, что может, — уверенно сказал Нельсон. — Доктор, то есть Джубал, ты не заметил в метаболизме Майка некоторых странностей?

— Ну, я бы даже сказал по-другому. Я не заметил в его метаболизме ничего, кроме сплошных странностей.

— Вот именно.

— А ты, — повернулся Джубал к Махмуду, — не бойся. Я никогда не предложу Майку самоубиться — ведь я грокаю, что он не грокает шуток. А я, — расстроенно добавил он, — не грокаю «гроканье». Стинки, вот ты же умеешь по-марсиански.

— Немного.

— Да ты же бегло говоришь, я сам слышал. Так вот, ты — ты грокаешь «гроканье»?

Махмуд чуть задумался.

— Нет. «Грок» — самое важное слово этого языка, и я стараюсь его понять. И совсем не уверен, что добьюсь успеха, даже после многолетней работы. Чтобы его объяснить, нужны миллионы слов, а чтобы грокнуть слово «грок», нужно думать по-марсиански. Ты заметил, наверное, какой у Майка странный подход к некоторым элементарнейшим вопросам?

— Еще бы не заметил! У меня голова идет кругом!

— У меня тоже.

— А вот и еда, — возвестил Джубал. — Обед — и почти в правильное время. Девочки, поставьте все так, чтобы можно было дотянуться, а затем храните почтительное молчание. Продолжайте, доктор. Или при Майке вы не хотите?

— Да нет, что вы. — Махмуд сказал несколько слов по-марсиански; Майк ослепительно улыбнулся, что-то ответил и тут же принялся за еду — с обычным для себя бесстрастным выражением лица, безмерно довольный тем, что может есть в молчании.

— Я сказал ему о своих попытках, а он ответил, что я буду говорить верно, причем говорил он не предположительно, а как о чем-то неизбежном, как о свершившемся факте. Надеюсь, если у меня ничего не получится, он заметит это и скажет. Да только вряд ли. Ведь Майк думает по-марсиански, а значит — воспринимает мир иначе, чем мы. У него другая схема мира, вы меня понимаете?

— Грокаю, — кивнул Джубал. — Язык уже сам по себе определяет структуру основных понятий человека[112].