К самому доктору Харшоу это не относилось – попытки пить с Майком более-менее вровень притупили его способность ясно выражать свои мысли, не помог и многолетний опыт тщательного проспиртовывания. Услышав «А как у тебя это получилось?», Майк решил, что вопрос относится к сегодняшнему уничтожению полицейского отряда, – и снова почувствовал некоторую вину. Он попытался объяснить происшедшее и даже начал было просить прощения.
– Сынок, – прервал его Джубал, сообразивший наконец, о чем идет речь, – я ничего такого и знать не желаю. Ты сделал что надо. И все сделал – потрясно. Но только… – Он тупо поморгал и предостерегающе покачал пальцем: – Только ничего мне не рассказывай. И никому ничего не рассказывай.
– Не рассказывать?
– Не рассказывай. Это была самая потрясная штука, какую я видел в жизни, – если не считать того раза, когда мой двухголовый дядя сам с собой поспорил про свободное серебро, сам себя расколошматил в пух и прах и сам с собой отметил это выдающееся событие. Объяснение только все испортит.
– Я не грокаю этого.
– И я тоже. Давай лучше выпьем.
Начали прибывать репортеры; каждую новую группу гостеприимный Джубал встречал сообщением, что они могут делать что угодно – есть, пить, отдыхать, развлекаться, – но только не лезть ни с какими расспросами ни к нему самому, ни к Майку.
Ослушников закидывали в бассейн.
Обряд свершали Ларри и Дюк, которых Джубал все время держал под рукой на этот самый случай. Кое-кто из окрещенных приходил в ярость, что нисколько не волновало Харшоу (он лишь запретил Майку что-либо предпринимать), другие же, напротив, с фанатическим энтузиазмом прозелитов присоединялись к крестильной команде. Только своевременное вмешательство Джубала помешало им окунуть ведущего липпмана «Нью-Йорк таймс» по третьему разу.
Время шло уже к полуночи, когда Доркас отыскала посреди всего этого мокрого безобразия Джубала и шепнула:
– Начальник, к телефону.
– Спроси, чего надо, и запиши куда-нибудь.
– Нет, тебе нужно подойти.
– Уговорила. Вот возьму сейчас топор и подойду. Давно хотел посчитаться с этой железной девой, а сейчас самое подходящее настроение. Дюк, тащи топор.
– Начальник, это тот самый человек, с которым ты сегодня долго разговаривал.
– Во как. Чего же ты сразу-то не сказала?
Джубал поковылял наверх, запер за собой дверь кабинета и подошел к телефону.
На экране красовался какой-то очередной секретарь, но его тут же сменил сам Дуглас.
– Вы очень долго шли к телефону.
– Это мой телефон, господин секретарь. Иногда я и вообще к нему не подхожу.
– Весьма похоже. Почему вы не сказали мне, что Какстон – алкоголик?
– А он алкоголик?
– Вне всяких сомнений! И у него был глухой запой. Отсыпался в Соноре, в какой-то ночлежке.
– Очень рад услышать, что его нашли. Благодарю вас, сэр.
– Его арестовали за бродяжничество. Но в суд дело не пойдет – мы отдадим его вам, с рук на руки.
– Я в долгу перед вами, сэр.
– Невелик подарочек. Грязный, небритый, и несет от него, говорят, как из пивной бочки. Получите его в первозданном виде и сами убедитесь, что это за тип.
– Да, сэр. Когда можно его ожидать?
– С минуты на минуту. Из Ногалеса вылетела курьерская машина; скорость почти четыре маха, так что вот-вот будет у вас. Пилот сдаст его под расписку.
– Хорошо, сэр.
– А дальше я умываю руки. Надеюсь, вы и ваш клиент явитесь на переговоры, а уж как поступить с этим пьяным клеветником – решайте сами.
– Согласен. Когда?
– Завтра в десять?
– «И делу бы конец». Согласен.
Джубал спустился и сквозь проломленную дверь вышел наружу:
–
– Сейчас, Джубал.
Следом за подбежавшей Джилл появился один из репортеров.
– Кыш, – отмахнулся от него Джубал. – У нас разговор конфиденциальный. Семейное дело.
– Чьей семьи?
– Твоей. Еще три секунды, и в ней будет покойник. Чеши отсюда.
Репортер ухмыльнулся и исчез.
– С ним все в порядке, – одними губами сказал Джубал.
– Бен?
– Да. Его скоро привезут.
– Господи, Джубал! – Из глаз Джилл хлынули слезы.
– А ну-ка прекрати. – Джубал взял ее за плечи и крепко встряхнул. – Марш домой, и сиди там, пока не придешь в божеский вид.
– Хорошо, Джубал. Слушаюсь, начальник.
– Пореви в подушку, а потом умойся. – Он вернулся к бассейну. – Тихо все! У меня объявление! Мы были очень рады всех вас здесь видеть, но хорошенького понемножку. Лавочка закрывается.
–
– А вон того – в воду. Завтра всем на работу. Я старый человек и нуждаюсь в отдыхе. И семья моя тоже. Так что расходитесь немедленно. Желающие, так уж и быть, получат чашку кофе напоследок. С собой. Дюк, заткни бутылки. Девочки, убирайте посуду.
Без ропота не обошлось, однако более трезвые и уравновешенные из гостей быстро подавили попытки мятежа; через десять минут сад опустел.
А еще через двадцать минут прибыл Какстон. Эсэсовский офицер, командир доставившей его машины, извлек заранее заготовленный бланк, получил с Харшоу подпись и отпечаток пальца и удалился, – а тем временем Джилл рыдала на плече Бена.
Джубал оглядел его с ног до головы:
– Тут вот говорят, что ты неделю не просыхал.
Бен нехорошо выругался – не прекращая похлопывать Джилл по спине.