Чужак в стране чужой

– А вы что, – удивился Дюк, – сами, что ли, не знаете? Начальник любит статуи.

– Ты думаешь? – Джилл с сомнением покачала головой. – У вас же тут нет ни одной скульптуры.

– Те, которые нравятся начальнику, не продаются. Он говорит, что все теперешнее дерьмо – самый обыкновенный металлолом и что в наши дни каждый придурок, имеющий астигматизм и автогенный аппарат, именует себя скульптором.

– Правильно, – поддержала его Энн. – Посмотрите, какие у Джубала книги в кабинете, и сами поймете.

Три принесенные Энн альбома своим видом ясно (для нее) свидетельствовали, что их открывают наиболее часто.

– Хм-м… Похоже, ему нравится Роден, весь, вдоль и поперек. Слушай, Майк, имей ты возможность купить любую из этих скульптур – что бы ты выбрал? Вот, смотри, какая красивая – «Вечная весна».

Майк взглянул на «Весну» и начал быстро переворачивать страницы.

– Вот эту.

– Что? – содрогнулась Джилл. – Да это же просто ужас! Надеюсь, я не доживу до такого возраста и такого вида.

– Это красота, – твердо сказал Майк.

– Майк! – Джилл была в полном отчаянии. – У тебя же совершенно извращенный вкус, ты еще хуже Дюка!

Обычно подобный упрек заставил бы Майка замолкнуть, а затем посвятить целую ночь попыткам грокнуть свою ошибку. Но на этот раз он был уверен в себе и стоял насмерть. Привлекшая его фигура была как глоток родного, с детства привычного воздуха. Она изображала человеческую женщину – и все равно создавалось впечатление, что где-то тут, рядом, находится марсианский Старик, ее сотворивший.

– Это прекрасность, – не сдавался Майк. – У нее есть свое лицо. Я грокаю.

– А ты знаешь, Джилл, – задумчиво сказала Энн, – ведь Майк, пожалуй, и прав.

– Чего? Тебе что, тоже это понравилось?

– Лично меня она ужасает. Но Майк понял, что нравится Джубалу. Видишь, альбом раскрывается в трех местах, и на эту страницу смотрели чаще, чем на две другие. Вот, посмотри, вторая – «Павшая кариатида, придавленная камнем»; Джубал смотрит на нее почти так же часто, но Майк выбрал самую его любимую.

– Я ее куплю, – решительно заявил Майк.

Сотрудник парижского музея Родена, куда позвонила Энн, не расхохотался – ему не позволила французская галантность. Продать один из шедевров Мастера? Дорогая мадам, они не только не продаются, но даже и не репродуцируются. Non, non, non! Quelle idee![14]

Но Человек с Марса – это Человек с Марса, для него и невозможное возможно; Энн связалась с Бредли. Все было улажено за два дня; в качестве любезности французского правительства – и под обещание никогда не экспонировать подарок на выставке – Майк получит полноразмерную, факсимильно точную бронзовую фотопантограмму скульптуры «Та, что была прежде Прекрасной Оружейницей».

Джилл помогла Майку подобрать подарки для остальных девушек, а когда тот спросил, что купить ей самой, сказала: «Ничего».

Майк уже начал понимать, что в английском языке есть такие глубины, к которым надо подбираться осторожно; хотя братья по воде и говорят правильно, бывают случаи, когда один из них говорит правильнее, чем другие. Он пошел советоваться с Энн.

– Ну конечно же, дорогой, как еще могла она ответить? Но ты все равно сделай ей какой-нибудь подарок. Хм-м…

Одежду и украшения Энн покупать не советовала, но ее выбор поверг Майка в полное недоумение – Джилл и так пахла совершенно правильно, как и должна пахнуть Джилл.

Миниатюрность и совершенно очевидная незначительность доставленного по почте подарка только увеличили это недоумение, а когда Энн предложила Майку понюхать коробочку, тот окончательно понял, что делает ошибку: этот резкий запах ничем не напоминал Джилл.

Однако Джилл пришла от духов в восторг и бросилась своему щедрому пациенту на шею; целуясь с ней, Майк грокнул, что подарок все-таки правильный и что благодаря ему они с Джилл взрастили еще большую близость.

Духи произвели совершенно неожиданный эффект; за ужином выяснилось, что Джилл все равно пахнет как Джилл, но только еще восхитительнее. А уж совсем загадочным оказалось поведение Доркас, которая поцеловала Майка и прошептала: «Милый, этот пеньюар – просто чудо… но все равно, подари когда-нибудь и мне духи».

Майк не мог грокнуть – она же пахнет совсем не как Джилл, и духи ей не подойдут… да ему и не хотелось, чтобы Доркас пахла как Джилл, пусть Доркас пахнет как Доркас.

– Ты, кошка драная, – вмешался Джубал, – отстань от мальчонки, за столом нужно есть, а не лизаться. И нечего выцыганивать у Майка эту французскую вонь – от тебя и так несет, словно из марсельского борделя.

– А ты, начальничек, не совал бы свой длинный нос куда не просят.