Чужак в стране чужой

– А разве это возможно? Ты же вроде надежно их пристроил.

– Против его воли – невозможно. Более того, Майк и сам не смог бы просто так вот взять и раздать свое состояние – сразу вмешается правительство. Но вот пожертвовать его влиятельной церкви – это совершенно другой коленкор.

– Что-то не очень улавливаю разницу.

– В юридическом смысле, – горько усмехнулся Джубал, – религия – нечто вроде ничейной земли, вот так-то, милая. Церковь может делать абсолютно все, позволенное любой другой организации, – и притом без всяких ограничений. Она не платит налогов, не обязана публиковать свои финансовые отчеты, имеет практически полный иммунитет против обысков, проверок и контроля – и это притом, что церковью считается любая шарага, объявившая себя церковью. А из многочисленных попыток провести разграничение между «настоящими» религиями, имеющими право на подобные поблажки, и «сектами» ничего путного не вышло и не выйдет – разве что ввести государственную религию. Способ, прямо скажем, радикальный – вроде как лечить от перхоти гильотиной. И по жалким лохмотьям Конституции Соединенных Штатов, и по Федеративному договору все церкви в равной степени неприкосновенны – особенно те из них, которые располагают приличным количеством голосов избирателей. Если Майк обратится в фостеризм – а потом напишет завещание в пользу своей церкви – а потом одним прекрасным утром «вознесется на небеса», – все это будет вполне законно, и никто не сможет ему помешать. Ведь мы же, как говорится, живем в свободной стране.

– Господи боже! А я-то считала, что теперь он в безопасности!

– На этом свете полной безопасности не бывает.

– Д-да… И что же ты намерен делать?

– Ничего. Буду сидеть и мандражировать.

Эту беседу Майк даже и не пытался грокнуть, а прямо занес в память. Она касалась предмета, предельно простого в марсианской системе понятий – но в то же самое время поразительно скользкого и неуловимого, если говорить о нем по-английски. Нельзя переводить эту основополагающую марсианскую концепцию словами «Ты еси Бог», плохой перевод не позволил достигнуть взаимогроканья даже с братом Махмудом, а значит – нужно ждать. Ожидание неизбежно принесет плоды; брат Джилл изучает язык, вот выучит, и тогда ей можно будет объяснить. И тогда они будут грокать воедино. А пока Майк разглядывал восхитительные виды из окна такси, преисполненный восторженного ожидания. Он ждал и надеялся на встречу с человеческим Стариком.

Сенатор Бун встретил гостей прямо на посадочной площадке храма.

– Привет, ребята! Да пребудет на вас благословение Господа всемилостивейшего. Очень рад снова вас увидеть, мистер Смит. И вас, доктор, тоже.

Он вытащил изо рта сигару и взглянул на Джилл:

– А эта юная леди – вы, кажется, тоже были тогда во Дворце?

– Да, сенатор. Я Джиллиан Бордман.

– Вот так я, милая, и подумал, так я и подумал. Вы спасены?

– Н-ну, как вам… думаю, нет, сенатор.

– Никогда не поздно, ни-ког-да. Вы можете пройти во Внешний Храм, там сейчас состоится служба для ищущих, – я скажу кому-нибудь из стражей вас проводить. А мистер Смит и док проследуют в Святилище.

– Сенатор…

– Э-э, да, док?

– Если мисс Бордман нельзя в Святилище, мы, пожалуй, тоже сходим на службу ищущих. Она – медсестра и переводчица мистера Смита.

– Он что, – явно обеспокоился Бун, – больной? А с виду так и не скажешь. И зачем ему переводчица? Он прекрасно говорит по-английски, я своими ушами слышал.

Джубал пожал плечами:

– Не то чтобы, однако, как его личный врач, я предпочел бы иметь под рукой медсестру. Мистер Смит не совсем еще адаптировался к нашей планете. Согласен, переводчица не обязательна. А почему бы вам не спросить его самого? Майк, ты хочешь, чтобы Джилл пошла с нами?

– Да, Джубал.

– Н-но… Хорошо, мистер Смит.

Бун снова удалил сигару изо рта, вставил на ее место два пальца и оглушительно свистнул:

– Херувима сюда!

Буквально через секунду рядом с ними возник подросток в короткой, непомерно широкой мантии, туго обтягивающих рейтузах, кроссовках и – с распростертыми голубиными крылышками на плечах. У него были золотые кудряшки и лучезарная улыбка. Хорошенький до тошноты, мелькнуло в голове Джилл. Ну прямо что твоя кондитерская реклама.

– Слетай-ка в приемную Святейшего, – скомандовал Бун, – и скажи дежурному смотрителю, чтобы к вратам Святилища доставили еще один значок паломника – и сию же секунду. Пароль – Марс.

– Марс! – повторил херувимчик, по-скаутски отдал честь, а затем, не разбегаясь, прыгнул футов на шестьдесят, за пределы плотного кольца зевак.

Ясненько, подумала Джилл, зачем ему такая беременная хламида – чтобы прыгательное устройство не выпирало.

– С этими значками у нас строго, – объяснил Бун. – Вы не поверите, сколько тут околачивается грешников, желающих причаститься Радости Господней, не смыв с себя предварительно грехи. Чем так на одном месте ждать, давайте послоняемся, посмотрим, что тут к чему. Хорошо, что вы пораньше пришли.

Пробившись сквозь толпу, они миновали двери огромного храма и оказались в длинном высоком зале; тут Бун остановился.