Чужак в стране чужой

– Только не меня! Танцы змейкой вряд ли доставят мне удовольствие, к тому же я не терплю толчею и никогда не позволю каким-то там олухам указывать мне, куда я должен ходить по воскресеньям, а куда не должен. Просто ты критикуешь их совсем не с того бока. В литературном смысле «Новое Откровение» значительно выше среднего уровня – да и как же иначе, они ведь передирали из других писаний самые лучшие куски. Что касается внутренней логики, тут нужно разу заметить, что профанные правила совершенно неприменимы к области сакрального, но все равно, даже и здесь достоинства «Нового Откровения» неоспоримы – оно почти никогда не противоречит само себе. Вот попробовала бы ты согласовать Новый Завет с Ветхим или учение буддизма с буддийскими апокрифами. В смысле морали фостеризм – это фрейдистская этика, покрытая «толстым слоем шоколада» – для нужд людей, не способных заглотнуть горькую пилюлю психологии в чистом виде. Хотя очень как-то сомнительно, чтобы потаскун, накропавший эту книгу – пардон, «написавший ее по озарению свыше», – знал психоанализ; он не имел почти никакого образования. Но зато он имел отличное чутье, он подхватывал идеи, буквально носившиеся в воздухе. Страх, вина, утрата веры – ну как мог он пройти мимо всего этого? И больше не болтай, я буду спать.

– Да кто тут все время болтал?!

– Женщина меня соблазнила.

Джубал закрыл глаза.

Добравшись домой, они обнаружили там Бена и Махмуда, прилетевших на один день. Крайне разочарованный отсутствием Джилл, Какстон мужественно сносил горечь разлуки – в компании Энн, Мириам и Доркас. Доктор Махмуд, чьи визиты преследовали одну-единственную цель – повидаться с Майком и доктором Харшоу, также проявил завидную силу духа, не застав на месте ни того ни другого. Он скромно ограничил свои развлечения садом Джубала, его же выпивкой и закуской, ну и, конечно же, Джубаловыми одалисками. Мириам массировала спину лингвиста, а Доркас – скальп.

Джубал остановился и осмотрел живописную сцену.

– Ты не вставай.

– А я и не могу, она же на мне сидит. Марьям, чуть повыше, пожалуйста. Привет, Майк.

– Привет, брат мой Стинки доктор Махмуд.

Поздоровавшись – столь же серьезно – с Беном, Майк попросил разрешения удалиться.

– Беги, сынок, – махнул рукой Джубал.

– Майк, – спросила Энн, – а ты там что-нибудь ел?

– Я не голоден, Энн, – трагическим голосом ответствовал Майк. – Благодарю.

Он повернулся и ушел в дом.

– Джубал? – удивленно повернулся Махмуд; сидевшая на его спине Мириам с трудом удержала равновесие. – Что это с нашим сынком?

– Во-во, – поддержал его Бен. – Видок, словно его сейчас вытошнит.

– И в самый бы раз. Перебрал по части религии. Его Дигби охмурял. – Джубал вкратце описал утренние события.

– Но неужели, – нахмурился Махмуд, – была такая необходимость оставлять его тет-а-тет с Дигби? Лично мне – ты уж прости меня, брат, – все это кажется несколько легкомысленным.

– Да ничего страшного с ним не случилось. Стинки, ему нужно привыкать к подобным вещам, и как можно скорее. Ты вот пытался впихивать в Майка свое богословие – он мне об этом рассказывал. Ну а почему же тогда отказывать в такой возможности Дигби, есть ли к тому хоть одна мало-мальски разумная причина? Ты только отвечай как ученый, а не как мусульманин.

– Я мусульманин, а потому могу отвечать только как мусульманин, – пожал плечами Махмуд.

– Извини. Я вполне тебя понимаю, хотя и не могу с этим согласиться.

– Джубал, я использую слово «мусульманин» в самом точном его смысле, а не как сектант, которых Марьям неправильно называет магометанами.

– И дальше буду тебя так называть – пока не научишься правильно произносить мое имя. Мириам, понимаешь? Ми-ри-ам. И кончай елозить.

– Хорошо, Марьям. Ой, да ты что! Женщина не должна быть такой сильной. Так вот, Джубал, как ученый, я считаю Майка наилучшим экспериментальным материалом, какой только может присниться. Как мусульманин, я вижу в нем готовность покориться воле Божьей – и я счастлив за него, хотя есть тут и некоторые трудности, он, например, до сих пор не может грокнуть, что обозначает английское слово «Бог». Или, – пожал плечами Махмуд, – арабское слово «Аллах». Но как просто человек – и раб Божий – я люблю этого парня, нашего с тобой приемного сынка и водяного брата, и не хотел бы, чтобы он подвергался дурному влиянию. А пресловутый епископ Дигби – даже если оставить в стороне его веру – только дурно влиять и может. Я не имею в этом никаких сомнений, а ты?

– О’кей! – захлопал в ладоши Бен. – Это же грязный, скользкий тип, у меня давно руки чешутся приголубить его в своей колонке, только нет смысла и пробовать – Синдикат сразу же наложит в штаны и снимет материал из номера. Говори, Стинки, говори, глядишь, и я засяду за арабский. И коврик куплю.

– Хорошо бы. Только коврик необязательно.