– Я чувствую себя отлично. А где все?
– Спят, где же еще. Бен и Стинки улетели, с час уже назад, ну и все расползлись по койкам.
– А-а… – разочарованно кивнул Майк; ему очень хотелось объяснить брату Махмуду свое новое гроканье.
– Да и мне бы тоже полагалось, только вот захотелось поесть. Ты-то, случаем, не голодный?
– Конечно. Я голодный.
– Еще бы, ты же не ужинал. Пошли, там в холодильнике осталась почти целая курица; пошарим, так и еще что-нибудь найдем.
Они спустились вниз и нагрузили поднос едой.
– Пошли наружу. Воздух сейчас – как парное молоко.
– Хорошая мысль, – согласился Майк.
– Так тепло, что купаться можно. Настоящее бабье лето. Подожди, я зажгу там свет.
– А не надо, – отмахнулся Майк. – Давай поднос мне.
Он видел в почти полной темноте. Джубал говорил, что это, наверное, из-за условий, в которых он вырос, и Майк грокал, что это правда, и грокал еще, что это не вся правда, – приемные отцы
Но пока что он вполне удовлетворялся теплой ночью и еще более теплым, приятным обществом брата по воде.
– О’кей, бери. А я ограничусь подводными лампами, света хватит, как-нибудь кусок мимо рта не пронесем.
– Хорошо.
Майк любил свет, пробивающийся сквозь зеленоватую воду, дробящийся в вечно изменчивом орнаменте ряби; он не назвал бы, подобно людям, такое освещение таинственным, но зато ощущал в нем красоту, добро.
Поев рядом с бассейном, братья по воде легли на траву и стали смотреть на звезды.
– А вон Марс. Как, Майк, я не ошибаюсь, это правда Марс? А может – Антарес?
– Марс.
– Майк? А что сейчас делается на Марсе?
Майк помедлил; бедность английского языка не позволяла ответить на такой – очень неопределенно поставленный – вопрос.
– На той стороне, что ближе к горизонту, – в Южном полушарии – сейчас весна. Растениям объясняют, как расти.
– Учат растения расти?
Майк снова помедлил.
– Ларри учит растения расти. Я ему помогал. Только мой народ – я хотел сказать: марсиане, – теперь я грокаю, что это
– Да, по телевизору говорили.
Майк никаких телевизоров не видел, минуту назад он даже и не подозревал о смерти поселенца.
– Им не нужно быть печальными. Мистеру Букеру Т. У. Джонсу, пищевому технику первого разряда, совсем не грустно, Старики его взлелеяли.
– Ты его знал?
– Да. У него было свое лицо, темное и красивое. Но он тосковал по дому.
– Господи боже! Майк, а вот ты… ты никогда не тоскуешь по дому? По Марсу.
– Сперва тосковал. Мне все время было одиноко. – Майк перекатился со спины на бок и обнял ее. – А теперь мне не одиноко. И я грокаю, что мне никогда уже не будет одиноко.
– Майк, милый…
Они поцеловались – и не смогли друг от друга оторваться.
– Господи… – Голос брата по воде дрожал и срывался. – У меня голова кругом идет, чуть не сильнее, чем в первый раз.
– Брат, с тобой все в порядке?
– Да. Конечно же да. Поцелуй меня еще.
– Майк? – сказала она через долгое,
– Я знаю. Это чтобы взрастить близость. Теперь мы взращиваем близость.
– Я… я готова очень давно – да чего там, мы
И когда они сливались, сгрокивались все полнее и полнее, Майк сказал, негромко и торжествующе:
– Ты еси Бог.
Она ответила ему без слов. А затем, когда сгрокивание стало еще полнее и Майк почувствовал, что почти готов развоплотиться, ее голос вернул его назад:
– О-о!.. О-о! Ты еси Бог!
– Мы грокаем Бога.
На Марсе люди сооружали герметичные купола для следующей (на этот раз в ней будут и женщины) партии колонистов. Благодаря помощи марсиан работы заметно опережали график. Часть сэкономленного времени была потрачена на предварительные изыскания по долгосрочному проекту: чтобы сделать Марс более пригодным для жизни будущих поколений людей, предполагалось высвободить в его атмосферу часть кислорода, химически связанного в песке.