Она проводила Бена в первоначальную гостиную и отправилась смешивать очередной мартини. Бен устроился было на широком диване, но тут же встал. Теплый воздух и крепкий коктейль покрыли его лоб бисеринками пота, мягкий уютный диван, податливо облегавший тело, делал жару почти невыносимой. Да и вообще – стоит ли так уж упорно цепляться за условности, если единственная одежда твоей собеседницы – небрежно накинутый на плечи удав?
Он решил, что в данной ситуации можно ограничиться одними трусами, и повесил остальное свое хозяйство в прихожей. На входной двери красовалась табличка:
В этом доме подобное напоминание выглядело более чем уместно. И еще одна деталь, не замеченная Беном раньше: по обеим сторонам двери стояли огромные бронзовые чаши, до краев наполненные деньгами.
Какое там до краев – пол вокруг этих чаш и тот был усыпан федеративными банкнотами самых различных достоинств.
Пока он недоуменно рассматривал эту картину, вернулась Патриция.
– Вот твое питие, брат Бен. Взрасти близость в Счастье.
– А?.. А, спасибо. – Его глаза тут же вернулись к деньгам.
Пэт проследила за взглядом Бена и широко улыбнулась:
– Видишь, какая я никудышная хозяйка. Майк берет на себя и уборку, и все такое, он настолько облегчил мои обязанности, что я их совсем не чувствую, а потому забываю.
Она собрала рассыпанные деньги и запихнула их в менее переполненную чашу.
– Пэтти, я ничего не понимаю. Зачем это? Для чего?
– Ну да, ты же здесь первый раз. Чаши стоят у этой двери, потому что она ведет наружу. Если кто-либо из нас временно покидает Гнездо – вот, скажем, я почти каждый день хожу за продуктами, – ему могут потребоваться деньги. Мы держим их там, где они обязательно попадутся уходящему на глаза, чтобы не забыл взять.
– Так что же, каждый желающий может прихватить отсюда горсть денег?
– Ну конечно, милый. Я понимаю, о чем ты, только на этом этаже не бывает посторонних. Друзей, не принадлежащих Гнезду, а у нас их много, мы принимаем внизу, в помещениях, обставленных более привычным для них образом. Так что слабые духом не подвергаются никакому соблазну.
– Вот оно как! Только я ведь тоже не кремень.
– Ну как могут эти деньги соблазнять
– Э-э… а если вдруг воры?
Бен пытался – и никак не мог – оценить, сколько денег лежит в чашах. Купюры были разные, по большей части крупные. Вон, скажем, бумажка, забытая Патрицией на полу, на ней ясно видны три нуля.
– Залез тут один такой, на прошлой неделе.
– Да? И сколько он украл?
– Ровно ничего. Майк быстро от него избавился.
– Вызвал копов?
– Нет, что ты! Майк
– Нет, только в гостиной.
– Если я доберусь когда-нибудь в Вашингтон, можно я по нему похожу? Полежу на нем. Можно?
– Конечно, Пэтти. Э-э… он же твой.
– Знаю, милый, знаю, но это не Гнездо, и Майк говорит, что все равно лучше спросить. Я лягу на траву, почувствую ее всем телом и преполнюсь Счастьем, обязательно, ведь я буду в малом гнезде моего брата.
– Приезжай, Пэтти, я буду очень рад. – Бен напомнил себе, что мнение соседей его не волнует, однако страстно надеялся, что она оставит своих змей дома. – А когда ты будешь в Вашингтоне?
– Не знаю. Когда ждание преполнится. Может быть, это знает Майк.
– Только постарайся предупредить меня заранее, чтобы я не оказался в отъезде. Если не получится – Джилл знает мой дверной код. Слушай, Пэтти, а эти деньги – их кто-нибудь считает, следит, как они расходуются?
– Зачем?
– Ну… все так делают.
– У нас нет такого обычая. Просто бери сколько хочешь, а вернешься домой – положи что осталось на место. Майк возложил заботу об общей казне на меня. Когда денег остается мало, я обращаюсь к нему и получаю новую порцию.
Вот, значит, как это просто, внутренне усмехнулся Бен. Из рассказов Джилл и Джубала он составил некоторое представление о безденежном коммунизме марсианской культуры, а потому отчетливо видел, что Майк организовал здесь нечто вроде ее анклава, – эти чаши были чем-то вроде пограничных столбов на рубеже, разделяющем марсианскую (внутреннюю) и земную экономики. Интересно бы знать, понимает ли Пэтти, что все это липа, поддерживаемая баснословным – и вполне земным – богатством Майка?
– Пэтти, а сколько человек сейчас в Гнезде?
Бен ощутил было смутное беспокойство – много ли братьев по воде появилось без его ведома, – но тут же его отбросил: ну с какой бы такой стати стали они выдаивать
– Сейчас, дай-ка подумаю… Почти два десятка, если считать новообращенных братьев, которые не умеют еще думать по-марсиански и не посвящены.
– А ты посвященная?