Чужак в стране чужой

– Здравствуй, малышка, – заворковала Патриция, – ты просто молодец, мамочка очень тобой довольна! – Она смотала удавиху с дерева, аккуратно уложила ее в корзину и повернулась к Какстону: – Дюк сделал половину дела, принес Пышечку сюда, а уж затем я расположила ее на дереве и попросила никуда не отлучаться – инициация в восьмой круг происходит очень, очень редко. Майк ее проводит только тогда, когда достаточно кандидатов набирается, чтобы настрой не терять. Мы, те, что из внутреннего круга, поначалу ему помогали.

Четырнадцатифутовая удавиха оказалась жутко тяжелой, корзина для ее транспортировки скрывала под мягкой оплеткой крепкий стальной каркас.

– Ну все, Бен, ставь ее здесь, – сказала Патриция, когда пандус остался позади. Она сняла мантию, отдала ее Бену, а затем накинула змею себе на плечи.

– Что это ты так торопишься? – удивился Какстон.

– Это награда Пышечке за то, что была паинькой. – В голосе Пэт звучали те же воркующие нотки, как и при разговоре с удавихой. – Пышечка любит обнимать мамочку. Через пару минут у меня начинается урок, вот я и хочу успеть поносить ее хоть немного. Нехорошо разочаровывать змею, они же совсем как дети и не могут грокать во всей полноте. А вот Пышечка маму грокает, и Майка тоже.

В конце длинного, ярдов в пятьдесят, коридора Бен разулся сам, а затем разул и свою спутницу, удивляясь, как ей удается балансировать на одной ноге под тяжестью Пышечки. Он заметил, что Патриция успела избавиться и от носков – наверное, когда готовила змею к выступлению. За дверью, отделявшей коридор от собственно Гнезда, Пэтти остановилась, давая Бену время раздеться. Он внутренне убеждал себя расстаться с трусами, но так и не убедил. Было совершенно очевидно, что в пределах Гнезда любая одежда столь же неуместна (возможно – столь же вызывающе груба), как кованые сапоги на паркетном полу танцевального зала, об этом свидетельствовало буквально все – и предупреждающая табличка на выходе, и полное отсутствие окон, и парниковая атмосфера, и непринужденная нагота Патриции. Вдобавок все эти люди – его братья по воде, хотя он с ними и незнаком.

Пэт сплошь покрыта татуировками, а потому не чувствует себя голой, возразил себе Бен – и тут же разминулся у входа в гостиную с мужчиной, чье тело не прикрывали ни татуировки, ни змея. «Ты еси Бог», – вежливо сказал мужчина и проследовал в направлении «малых гнезд», совершенно не стесняясь своей наготы и не выражая ни малейшего удивления тому, что Бен одет. В гостиной на одном из широких диванов непринужденно раскинулась женщина, не прикрытая ни единым клочком материи.

Бен Какстон считал себя человеком, привычным к наготе, – к примеру, плавать нагишом гораздо удобнее. Он слышал, что в некоторых семьях практикуется нудизм, а обитатели Гнезда тоже составляли одну большую «семью» – все они приходились друг другу водяными братьями, так что чего тут вроде бы и удивительного… Да, с детства его к такому не приучали, но одна из его подруг как-то раз пригласила его в лагерь к нудистам, и минут через пять Бен совершенно свыкся с голым телом, хотя и оцарапался, обгорел на солнце и обстрекался крапивой, что большого удовольствия не доставляло. Сейчас он чувствовал, что элементарная вежливость велит ему снять этот символический фиговый листок, – и одновременно представлял себе кошмарную картину, как в комнате появляются незнакомые, вполне одетые люди. Ужас, это ж от стыда сквозь землю провалишься!

– А вот ты, Джубал, что бы сделал на моем месте ты?

– Да никак ты надеялся шокировать меня своим рассказом? – вскинул брови Джубал. – Я за свою жизнь наготы навидался. Человеческое тело бывает приятным на вид, бывает унылым – но какое все это имеет значение? Ровно никакого. Майк завел в своем доме нудистские порядки – ну и как же должен я на это реагировать? Вопить от радости? Сотрясаться в рыданиях? Мне как-то все равно.

– Кой хрен, Джубал, сейчас-то тебе легко сохранять олимпийское спокойствие. Только что-то я ни разу не видел, как ты прилюдно заголяешь свою дряблую задницу.

– Не видел и не увидишь. А что касается тебя, мне напрочь не верится, что в данном случае твое поведение мотивировалось врожденной стыдливостью. Ты боялся попасть в смешное положение, то есть испытывал приступ некоего невроза, носящего длинное псевдогреческое название.

– Чушь! Я просто не мог выбрать наиболее подобающий образ действий.

– Это вы, уважаемый, городите полную чушь! Нет, Бен, ты прекрасно знал, что тебе подобает делать, но боялся – боялся, что на тебя посмотрят как на идиота… или что вид этих обнаженных красоток вызовет у тебя галантный рефлекс. Только как-то мне грокается, что у Майка были очень серьезные причины завести такие порядки – Майк ничего не делает без причины.

– Да, конечно. Джилл просветила меня на этот счет.

Бен все еще судорожно цеплялся за свои трусы, набираясь смелости сделать решительный рывок, когда теплые, мягкие руки обвили сзади его талию.

– Бен, милый! Какая радость!