Чужак в стране чужой

Через мгновение он уже сам сжимал Джилл в объятиях, усеивал поцелуями ее прекрасное, запрокинутое кверху лицо – и тайно благодарил судьбу, что так и не успел раздеться до конца, удержал последнюю линию обороны. Джилл рассталась со своей недавней ролью и, соответственно, поменяла «наряд Евы» на такую же, как у всех прочих жриц, мантию; впрочем, это ничуть не мешало Бену остро ощущать теплую, податливую упругость ее тела.

– У-ф-ф, – судорожно выдохнула Джилл, прервав поцелуй. – А ведь ты, котяра помоечный, и представить себе не можешь, как я по тебе скучала. Ты еси Бог.

– Ты еси Бог, – с наигранным энтузиазмом повторил Бен. – Джилл, ты невероятно похорошела!

– Конечно, – кивнула Джилл, – у нас это в порядке вещей. Нет, Бен, как же все-таки я обрадовалась, увидев тебя на параде-алле.

– Парад-алле?

– Джилл имеет в виду, – объяснила Пэт, – заключительную часть службы, где она исполняла роль первоматери, прародительницы всего сущего. Ладно, ребята, мне пора бежать.

– Забываешь заветы, Пэтти. Никогда не спеши.

– Мне надо бежать, чтобы потом не пришлось спешить. Через несколько минут начинается урок, нехорошо, чтобы ученики ждали, а тут еще нужно уложить Пышечку спать. Бен, ты поцелуешь меня на прощание? Ну пожалуйста.

И Бен Какстон впервые в своей жизни поцеловал женщину, обмотанную огромной змеей. Он справился с этой задачей настолько успешно, что под конец самым настоящим образом забыл о присутствии Джилл – и даже Пышечки.

Затем Джилл поцеловала Пэтти и сказала:

– Попроси Майка, пусть потянет время, пока я не вернусь.

– Да, конечно. Пока, ребята, – улыбнулась Пэт и неторопливо ушла.

– Ну, смотри, Бен, какая она все-таки лапушка!

– Да. Хотя по первости я был несколько ошарашен.

– Грокаю. Не из-за татуировок и не из-за змей. Пэтти ошеломляет буквально всех, потому что у нее никогда не бывает сомнений, в любой ситуации она автоматически делает именно то, что нужно, – точно так же, как Майк. Пэт самая продвинутая изо всех нас, ей давно предлагали стать Верховной жрицей, а она отказывается принять посвящение. Говорит, что татуировки помешают ей при выполнении некоторых ритуалов, будут отвлекать внимание людей, а об их удалении она и слышать не хочет.

– Да и как можно удалить столько татуировок сразу? Скальпелем? Это ее убьет.

– Нет, милый, с этим-то как раз нет никаких проблем. Майк мог бы свести их быстро и абсолютно безболезненно, только ведь Пэт не считает себя вправе распоряжаться своими картинами, говорит, что она не хозяйка их, а хранительница. Ладно, хватит торчать в прихожей, пошли сядем. Дон сообразит нам что-нибудь на ужин – если я не поем сейчас, то останусь голодной до завтрашнего утра, а это никуда не годится, даже если у нас в распоряжении целая вечность. Ох, я не знала, когда тебя ждать, а ты приехал, как раз когда у нас дел невпроворот. Ну так скажи, какое у тебя создается впечатление? Дон говорит, что ты посетил внешнюю службу.

– Да.

– Ну и как?

– Майк, – вздохнул Какстон, – мог бы продать даже рыбе зонтик.

– Мог бы, но не станет, потому что это неправильно, ведь рыбам зонтики не нужны. Бен, я грокаю, что-то тебя беспокоит. Что?

– Ничто. А может, я сам не знаю что. Понимаешь, я в церковь не ходок, хотя ничего против церкви не имею. Ну, во всяком случае, против этой церкви. Просто я не грокаю…

– Я спрошу тебя еще раз, через неделю-другую. Это не к спеху.

– Через неделю меня здесь не будет.

– У тебя же есть в запасе готовые колонки.

– Три. Но я уеду гораздо раньше.

– А вот я думаю, ты задержишься здесь до последнего предела – и еще дольше. Надиктуешь несколько статей по телефону, скажем, про нашу Церковь. К тому времени у тебя пропадет желание куда бы то ни было уезжать.

– Сомневаюсь.

– Ждание преполняет. Ты понимаешь, что это никакая не церковь.

– Пэтти говорила нечто подобное.