Чужестранка

Он повел меня по дому, не обращая внимания на немногочисленных слуг, с удивлением смотревших на нас. Мы миновали переднюю, потом маленькую оружейную комнату и наконец оказались в гостиной. Ее украшал большой камин, облицованный полированным камнем; повсюду тускло сияли то серебро, то хрусталь, отражая дневные солнечные лучи. Сначала я решила, что гостиная пуста, но затем увидела возле камина чье-то движение.

Она оказалась куда ниже, чем я думала. Я почему-то считала, что сестра такого высокого брата должна быть никак не ниже меня, если не выше, но женщина возле камина была даже ниже пяти футов. Повернувшись к нам спиной, она тянулась за чем-то, стоявшим на верхней полке китайского шкафчика, и концы ее пояса протянулись почти до пола.

Увидев ее, Джейми застыл.

– Дженни, – сказал он.

Женщина обернулась и бросилась к нему, и я смогла разглядеть черные как вороново крыло брови и широко распахнутые голубые глаза на белом лице.

– Джейми!

Невысокая, она с такой силой врезалась в него, что едва не свалила с ног. Он схватил ее, и они на миг застыли, она – уткнув лицо ему в грудь, он – сцепив пальцы на ее затылке. Лицо Джейми выражало неверие в происходящее и вместе с тем такую безумную радость, что я показалась себе почти что незваной гостьей.

Потом Дженни еще сильнее прижалась к брату, приговаривая что-то по-гэльски, а выражение лица Джейми стало совсем иным: это было потрясение. Взяв ее руками за плечи, он отодвинул ее от себя и посмотрел сверху вниз.

В их чертах имелось много сходства: одинаковые слегка раскосые темно-голубые глаза, широкие скулы. Похожий тонкий, несколько длинноватый узкий нос. В отличие от Джейми сестра была брюнеткой: ее черные кудри были перехвачены на затылке зеленой лентой.

Дженни была красавица с тонкими чертами и белой, словно алебастр, кожей. Ее вид говорил, что она была беременна на позднем сроке.

У Джейми побелели губы.

– Дженни, – прошептал он, – о Дженни, душа моя.

В этот миг в дверях возник маленький мальчик, и Дженни отвлеклась на него, не заметив волнения брата. Она взяла ребенка за руку и с тихими словами одобрения привела в комнату. Малыш спрятался за юбку матери, сунул в рот палец и робко уставился на незнакомца.

Без всяких сомнений, она была его матерью, однако лицом ребенок определенно пошел в отца, хоть и получил от нее черные кудри и широкие плечи.

– А это наш маленький Джейми, – гордо сказала Дженни, посмотрев на сына. – Это твой дядя Джейми, душа моя, тебя назвали в его честь.

– В мою честь? Ты назвала его в мою честь?

Джейми стал похож на кулачного бойца, пораженного ударом под дых.

Он отступал от матери и ребенка, пока не наткнулся на кресло и свалился в него, словно у него подкосились ноги. Упав же в кресло, он закрыл лицо руками.

Сестра смекнула, что творится что-то нехорошее, и бережно коснулась его плеча.

– Джейми? Что с тобой, голубчик? Ты заболел?

Он поднял глаза, и я увидела, что они полны слез.

– Ты намеренно так сделала, Дженни? Ты полагала, что я мало страдал из-за всего, что случилось, хотя оно и произошло в том числе из-за меня? Ты дала ублюдку Рэндолла мое имя, чтобы всю оставшуюся жизнь меня этим попрекать?

Лицо Дженни, и вообще-то бледное, потеряло всякие краски.

– Ублюдка Рэндолла? – тупо повторила она. – Ты говоришь о Джоне Рэндолле? Капитане красных мундиров?

– Да, капитане красных мундиров. Боже милостивый, о ком же еще? Неужто ты его не помнишь?

Джейми уже пришел в себя и изобразил голосом насмешку.

Вздев одну бровь, Дженни внимательно оглядела брата.

– Похоже, ты ополоумел, дружок? – поинтересовалась она. – Или, может, перебрал в дороге?

– Мне не следовало возвращаться, – сообщил он.

Встал и, неуклюже загребая ногами, попытался пройти мимо нее к двери. Однако попытка не удалась: на его пути возникла Дженни и крепко вцепилась в руку.

– Исправь меня, братец, коли я ошибаюсь, – медленно проговорила она, – но мне определенно показалось, что ты назвал меня шлюхой капитана Рэндолла. И вот мне любопытно, что за дурь у тебя в голове, от которой ты несешь подобное.

– Дурь, говоришь?

С горькой гримасой, перекосившей рот, Джейми повернулся к ней.

– Я много бы дал, чтобы так оно и было. Лучше бы я умер и тлел в могиле, чем видел, до чего докатилась моя сестра.

Он схватил ее за плечи, чуть потряс и внезапно закричал:

– Зачем, Дженни, зачем? Лишь то, что ты была обесчещена, должно было меня убить. Но это…

Он оставил ее и трагически показал на ее выпирающий живот – доказательство вины, хорошо различимое под легкой тканью.

Джейми круто обернулся, и остолбеневшая возле двери старуха, с увлечением слушавшая их беседу, придерживая ткнувшегося в ее юбки ребенка, испуганно попятилась.

– Мне не следовало возвращаться. Я ухожу.

– Ты так не сделаешь, Джеймс Фрэзер, – сурово заявила ему Дженни. – Во всяком случае, не раньше, чем выслушаешь меня. Садись, я расскажу тебе о капитане Рэндолле, раз ты этого хочешь.

– Я не хочу ничего о нем слышать! Ничего не хочу знать!

Дженни сделала шаг к нему, но он бросился окну, смотревшему во двор. Она двинулась следом, приговаривая: «Джейми…» – но он лишь гневно отмахнулся: