Чужестранка

– Нет! Не говори! Я этого не перенесу!

– Вот оно что!

Несколько секунд она смотрела на Джейми (схватившись за подоконник обеими руками и широко расставив ноги, он замер спиной к ней), затем закусила губу, очевидно, в размышлении, и моментальным рывком сунула руку ему под килт.

Джейми возмущенно заорал и застыл, как громом пораженный. Он попытался повернуться, но замер: Дженни наверняка усилила хватку.

– Такого все мужики опасаются, – злобно ухмыльнувшись, сказала она мне. – Но с некоторыми иначе не справиться. А теперь ты любезно меня выслушаешь, – обратилась она к брату, – не то я их покручу. Ну?

Красный как рак, он не двигался и лишь со свистом выпускал воздух сквозь сжатые зубы.

– Хорошо, выслушаю, – согласился он, – но потом сверну твою хорошенькую шею, Дженет! Отпусти.

Но едва она это сделала, как он накинулся на нее:

– Как ты посмела? Позоришь меня перед моей женой?

Вспышка гнева не оказала на сестру совершенно никакого воздействия. Дженни повернулась на каблуках и язвительно посмотрела на нас обоих.

– Славно; раз это твоя жена, значит, твои яйца знакомы ей лучше, чем мне. Я их не видела с той поры, как ты стал достаточно большим, чтобы мыться одному. Они, наверное, выросли?

Лицо Джейми отражало сложную гамму чувств – любезность, которой от него требовали, соперничала с очевидным желанием младшего брата дать сестре по шее. В результате воспитание взяло верх, и со всем возможным в сложившихся обстоятельствах достоинством он процедил:

– Убери руки от моих яиц. И, раз уж ты не уймешься, пока не заставишь всех тебя выслушать, расскажи о Рэндолле. Расскажи, почему не послушала меня и предпочла обесчестить себя и свою семью.

Дженни поставила руки в боки и выпрямилась во весь свой крошечный рост, изготовившись к бою. Она не так быстро, как брат, проявляла свой темперамент, но темперамент у нее имелся – сомневаться не приходилось.

– А, так я тебя не послушала, вот оно что! Вот что тебя не устраивает, Джейми! Ты все лучше других знаешь, все мы должны делать так, как ты приказываешь, в противном случае всех нас ожидает погибель.

Она сердито дернула плечами.

– Да если бы я тогда сделала, как ты говорил, тебя убили бы прямо во дворе, отца повесили бы или бросили в темницу за убийство Рэндолла, а имение бы отошло короне. Это если не поминать, что я, потерявшая дом и семью, вынуждена была бы побираться по дорогам.

И так не бледный Джейми от гнева стал совершенно пунцовым.

– Да, и вместо того, чтобы побираться, ты предпочла продаться! Да лучше бы я захлебнулся собственной кровью и видел отца и эти земли в аду, и тебе это отлично известно!

– Да уж известно! Известно, что ты, Джейми, дурень и всегда им был! – не сдержалась Дженни.

– Отлично, прямо в твоем духе! Мало того что ты опорочила свое да и мое доброе имя, тебе еще обязательно надо устроить скандал и выставить перед всеми соседями свой позор напоказ.

– Не смей так говорить со мной, Джеймс Фрэзер, хоть ты мой брат! О чем ты говоришь, когда упоминаешь о моем позоре? Ты, совершенный дурень…

– О чем? Да о твоем брюхе, как у полоумной жабы!

И Джейми непристойным жестом изобразил ее живот.

Дженни на шаг отступила, размахнулась и дала брату пощечину со всей имевшейся у нее силы. От удара голова его откинулась назад, а на щеке отпечаталась белая пятерня. Он приложил к щеке ладонь и посмотрел на сестру. Глаза Дженни сверкали от гнева, грудь тяжело вздымалась. Через стиснутые зубы летели ругательства:

– Я жаба? А ты мерзкий трус! У тебя только и хватило храбрости оставить меня тут; я уж считала, что ты умер или брошен в темницу; много дней от тебя не было никаких вестей, ни словечка – и вдруг в один прекрасный день ты являешься пред мои очи, да еще с женой, скажи, пожалуйста, вваливаешься в мою гостиную, обзываешь меня жабой и шлюхой, и…

– Я не говорил, что ты шлюха, а надо было! Как ты смеешь…

Невзирая на различие в росте, брат и сестра сумели встать нос к носу и бранились свистящим шепотом, стремясь к тому, чтобы крики не были слышны во всем доме. Все эти стремления по большей части оставались напрасными: из кухни, прихожей, даже в окно заглядывали любопытствующие зрители. Явление домой лэрда Брох-Туараха, без сомнения, стало занимательнейшим представлением.

Подумав, что выяснять отношения они вполне могут в мое отсутствие, я тихо вышла из гостиной, кивнув в прихожей старухе, и сошла с крыльца. Посреди двора росло небольшое дерево, под которым была вкопана скамейка, где я и уселась, с интересом рассматривая все, что кругом.

Помимо дерева, во дворе имелся небольшой сад, обнесенный оградой, где цвели поздние розы. За садом – то, что Джейми называл голубятней, по крайней мере, я пришла к выводу, что это голубятня, увидев, как в отверстие под крышей домика влетают и вылетают голуби самих разных обличий.