Чужестранка

– И так постоянно, – овладев собой, продолжил Джейми. – Он словно удерживал тебя возле меня. Я боролся, всеми силами своего рассудка боролся с этим наваждением… пробовал отделить разум от тела, но боль терзала меня вновь и вновь, она была выше того барьера, который я мог преодолеть. Я боролся, Клэр, я храбро бился, однако…

Он склонил голову на руки, сжал висок пальцами и неожиданно вновь заговорил:

– Мне ясно, отчего повесился юный Алекс Макгрегор. Я поступил бы точно так же, если бы не боялся смертного греха.

По комнате разлилась тишина. Я машинально обратила внимание на то, что подушка Джейми абсолютно мокрая, и попробовала ее отнять, чтобы сменить. Он очень медленно покачал головой и уставился в пол, куда-то себе под ноги.

– Это всегда будет со мной, Клэр. Я не могу ни подумать о тебе, я не могу ни поцеловать тебя или взять за руку, чтобы не почувствовать страх, боль и тошноту. Я лежу здесь и чувствую, что умираю без тебя, без прикосновений твоих рук, но только ты дотрагиваешься до моего тела, мне кажется, что меня одолевает рвота от стыда и отвращения к себе. Я даже не могу смотреть на тебя без…

Он уперся лбом в сжатый кулак здоровой руки.

– Клэр, я хочу, чтобы ты меня оставила. Поезжай обратно в Шотландию, взойди на Крэг-на-Дун. Вернись на родину, к своему… мужу. Мурта отвезет тебя по моему приказу.

Джейми замолчал. Я продолжала сидеть не двигаясь. Затем он вновь поднял голову и с отчаянной решительностью просто сказал:

– Я буду любить тебя до конца дней своих, но больше не в силах быть твоим мужем. А быть никем другим для тебя я не желаю. – Он стиснул зубы. – Клэр, я так хочу тебя, что у меня все поджилки дрожат, но, Господь всемогущий, я так боюсь до тебя дотронуться!

Я хотела подойти к нему, но он движением руки меня остановил. Исказив внутренней борьбой лицо, он глухим голосом сказал:

– Клэр, прошу тебя! Уезжай! А сейчас, пожалуйста, уйди прочь. Мне будет очень худо, я не хочу, чтобы ты это видела. Пожалуйста!

В его голосе я услышала мольбу и поняла, что на этот раз следует пощадить его гордость. Встала и в первый раз за всю свою практику оставила беспомощного больного одного полагаться на собственные силы.

Словно каменная, я вышла из комнаты и прижала горящее лицо к холодной и твердой белой стене, не обращая внимания на удивленные взгляды Мурты и брата Уильяма. «Господь всемогущий, – сказал он. – Господь всемогущий, я так боюсь до тебя дотронуться!»

Я выпрямилась. Ну что же еще остается? Ведь больше некому.

В час, когда бег времени замедлился, я пришла в часовню Святого Жиля. Кроме отца Ансельма, изящно выглядевшего даже в рясе, в часовне никого не было. Монах стоял неподвижно и даже не обернулся; меня захватила живая тишина, царившая в часовне.

Я ненадолго встала на колени, чтобы отрешиться от дневной суеты и впитать покой. Почувствовав, что мое сердце стучит по-ночному, я встала и уселась на заднюю скамью. Выпрямив спину, я, не знакомая с традициями, нерешительно размышляла, как начать молитву. Что нужно говорить? В конце концов я тихо прошептала, что молю о помощи. Пожалуйста.

Потом я сидела и ждала, чтобы волны тишины укутали меня, словно покрывалом, защитили от холода, как плащ. Ждала, как учил меня Ансельм, и минуты текли нескончаемой чередой.

В часовне стоял небольшой столик, накрытый полотном. Там стояла чаша со святой водой, рядом лежали Библия и другие духовные сочинения. Я встала, подошла к столику и взяла Библию, затем села обратно и положила книгу перед собой на пюпитр. Я не первая в минуты сомнений и беспокойства обращалась к этому великому путеводителю. Света свечей хватало для чтения, я стала осторожно переворачивать тонкие страницы и вчитываться в ровные напечатанные строки.

Двадцать первый псалом[48]…

«Я же червь, а не человек… Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей»[49].

Что ж, вполне профессиональный диагноз, слегка нетерпеливо подумала я, но где же совет, как справиться с недугом?

«Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне. Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою»[50].

Хм-м.

Я открыла «Книгу Иова», которую так любил Джейми. Должен же был отыскаться полезный совет…

«Но плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает»[51].

Пожалуй, да, подумала я и перелистнула еще несколько страниц.

«И ныне изливается душа моя во мне; дни скорби объяли меня. Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя»[52].

Так оно и есть, но что с того? Ага, вот и ободрительное:

«Если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку прямой путь его, – Бог умилосердится над ним и скажет: освободи его от могилы; Я нашел умилостивление. Тогда тело его сделается свежее, нежели в молодости; он возвратится к дням юности своей»[53].

Что же это за умилостивление такое, как и чем можно выкупить душу человеческую, как избавить моего любимого от псов?