Чужестранка

Могла ли я таким образом изменить ход истории? Вполне возможно. Я потрогала золотое кольцо на безымянном пальце левой руки и вспомнила слова, которые в страхе и гневе бросила в лицо Джонатану Рэндоллу в подземелье Уэнтуортской тюрьмы.

– Я проклинаю вас, – проговорила тогда я. – Я назову час вашей смерти.

И я сказала, когда он умрет. Назвала дату, вписанную каллиграфическим почерком Фрэнка в родословную. 16 апреля 1745 года. Джонатан Рэндолл должен был погибнуть в Куллоденской битве. Но ведь это не случится. Джонатан Рэндолл погиб спустя несколько часов после нашего разговора, растоптанный моей местью.

Он умер бездетным холостяком. Во всяком случае, я так думала. В родословной – проклятая родословная! – указывалась дата его свадьбы, около 1744 года. И дата рождения его сына, предка Фрэнка в шестом колене, чуть позже. Если Джек Рэндолл умер бездетным, то как мог родиться Фрэнк? Однако вот оно, его кольцо, у меня на пальце. Фрэнк существовал, то есть будет существовать. Я пыталась успокоиться, потирая кольцо, будто в нем был заключен джинн, способный дать мне ответ.

…Чуть позже меня с криком вырвало из глубокого сна.

– Тш-ш, это всего лишь я.

С моего рта убралась крупная ладонь. Свеча не горела, в комнате царила кромешная тьма. Я шарила руками вслепую, пока не наткнулась на что-то большое.

– Тебе же нельзя вставать с постели! – еще не вполне проснувшись, вскричала я.

Пальцы коснулись гладкой, совершенно ледяной кожи.

– Ты совсем замерз!

– Конечно, замерз, – брюзгливо проговорил он. – Я совершенно голый, а в коридоре адский ледник. Пусти меня в постель!

Я, насколько могла, отодвинулась к краю узкой кровати, а он прильнул ко мне обнаженным телом в жажде тепла. Он неровно дышал и сотрясался от крупной дрожи – от холода и слабости, было решила я.

– Боже, какая же ты теплая! – Он прижался ко мне теснее. – Как славно с тобой обниматься, англичаночка!

Я не стала интересоваться его намерениями – они и так были ясны. Не спросила я также, уверен ли он в своих возможностях. Относительно этого у меня имелись определенные опасения, но я смолчала, не желая выступать пророчицей.

Неожиданно и скоро настал миг слияния, такой привычный и вместе с тем незнакомый. Джейми глубоко вздохнул – удовлетворенно, а может быть, с облегчением. Мы ненадолго замерли в неподвижности, будто опасались неосторожным движением разрушить хрупкую связь между нами. Джейми нежно ласкал меня здоровой рукой, раздвинув пальцы словно невероятно чувствительные кошачьи вибриссы. Наконец он задвигался, словно спрашивая, а я отвечала ему на таком же языке.

Мы начали осторожную медленную игру, соблюдая баланс между желанием и его слабостью, между болью и возраставшим наслаждением. На краю сознания проскочила мысль, что мне обязательно нужно поделиться с отцом Ансельмом открытием о существовании еще одного способа остановить время; впрочем, я сразу же сообразила, что делать этого не нужно, так как этот способ духовному лицу недоступен.

Я обнимала Джейми, пытаясь не дотрагиваться до рубцов на спине. Он вел ритм, но оставил мне возможность определять силу наших движений. До самого конца мы молчали, лишь тяжело дышали. Почувствовав, как он устает, я обняла его покрепче и прижала к себе, ускоряя кульминацию.

Викторианцы называли оргазм «маленькой смертью»; такое название они дали вполне обоснованно. Джейми лежал рядом, тяжелый, неподвижный, как покойник, и лишь медленные удары сердца возле моей груди свидетельствовали, что он жив. Мне казалось, что, прежде чем он пошевелился и пробормотал что-то мне в плечо, прошла целая вечность.

– Что ты сказал?

Он повернул голову и прикоснулся губами к моему уху. Я почувствовала на шее теплое дыхание.

– Я говорю, – проговорил он негромко, – что у меня совсем сейчас не болит рука.

Здоровой рукой он погладил меня по щеке.

– Ты за меня боялась?

– Да, – ответила я. – Ты, пожалуй, с этим поспешил.

– Это правда, – тихо и весело сказал он. – Я почти что умер. Да, я тоже боялся. Но я проснулся от того, что у меня болела рука, и никак не мог опять заснуть. Метался, ощущал себя ужасно одиноким. Чем дольше я думал о тебе, тем сильнее тебя хотел, и только на полпути в твою комнату, в коридоре, подумал, как мне поступить, когда я доберусь до места. И когда я так подумал…

Он остановился и еще раз погладил меня по щеке.

– Ну что, англичаночка, я, может, не слишком хорош, но трусом меня не назовешь, правда?

Я повернулась, чтобы ответить на поцелуй, но неожиданно у него громко заурчало в животе.

– И нечего смеяться, – жалобно протянул он. – Сама виновата, моришь меня голодом. Это вообще чудо, что я управился с тобой на одних бульонах да эле.

– Хорошо, – смеясь, ответила я. – Ты победил. Получишь на завтрак яйцо.

– Ха, – удовлетворенно отреагировал он. – Я так и знал, что, если я предложу тебе подходящую приманку, ты станешь лучше меня кормить.

И мы уснули, крепко обнявшись, лицом друг к другу.

Глава 41 Из недр земных