Чужеземка

Он действительно уже понял, что его привычные понятия в этом странном кочевом мире не приемлемы. И судить со своей точки зрения здесь не годилось. Потому что это будет не точка, а «кочка» зрения – то, чего он не принимал всей душой. Да и сказано ведь было: не судите, да не судимы будете, возможно, именно для таких вот случаев. Кто знает, какой приговор вынесла бы цыганочка, расскажи ей Михаил о своей жизни.

– Да и дразнили меня, – продолжала вспоминать девушка. Она удобнее уселась на вагонной полке, скрестив ноги, но по-прежнему говорила громким шепотом, чтобы ее не слышал никто, кроме Михаила. – Я ведь уже большая была, когда меня дядя Василь в школу привел. Мы тогда в районном центре табором жили. И в десять лет я в первый класс пошла. Но я сначала терпела, и учительницу слушалась. Помнила обещание дяди Василя, что когда грамотной стану, он меня в большой город повезет, где на танцовщиц учат. Вот и старалась. Но мне прохода в школе не давали. На переменках мальчишки за косички дергали, дразнили; «Зора переросток! Зора дурочка» Ой, как мне обидно было! А когда и девчонки, глядя на мальчишек, дразнить начали, не выдержала, прибежала, рыдая, к дяде Василю и все ему рассказала. Он на меня грустно так посмотрел, погладил по голове и сказал: «Видно, нет цыгану счастья на этом свете! Не плачь, чиргенори моя, сам тебя выучу».

– А он и правду тебе дядя? – с сомнением спросил Михаил. Уж очень не похожа была эта милая девушка на старого хмурого цыгана.

– Когда мои дае и дадо умерли, дядя Василь взял меня к себе, – ответила цыганочка. – Мне тогда было всего года два от роду, я своих родителей и не помню. А у него своей семьи не было, совсем одинокий жил. Как будто и не настоящий ром даже. Меня ему цыганский бог, романо, дал, пожалел за все его страдания и беды. Так он сам говорит, а я не спорю!

Михаил невольно улыбнулся. И девушка тоже засмеялась, прикрывая ладошкой рот, чтобы приглушить звук. Она была немного наивна, но совсем не глупа.

Зора очень любила дядю Василя, который заменил ей и отца, и мать. Поэтому учиться под его началом, после того как она ушла из школы, ей было легко. Он был строг, но не обижал ее напрасно. На его уроках она могла вертеться, сколько ей вздумается, и задавать любые вопросы. Уроки превратились в занимательную игру, и незаметно для себя самой она выучилась писать, читать и вести счет, узнала, что на белом свете есть множество стран и материков, где живут их соплеменники-цыгане, а также есть океаны, пустыни и забавные дикие лошади – зебры, полосатые, как матрас. О лошадях дядя Василь особенно любил рассказывать. Очень скоро запас его теоретических знаний иссяк, и он начал вспоминать истории из собственной жизни.

Когда девочка уставала сидеть и слушать, и дядя Василь замечал это, он говорил:

– Что-то мы с тобой давно не танцевали, Зора. А ну-ка, давай нашу цыганочку!

Зора радостно вскрикивала, вскакивала и начинала танцевать цыганскую венгерку. Дядя Василь отбивал такт – на пеньке, на ведре, на собственном колене, – и насвистывал мелодию. Девочка, волнующе дрожа худенькими плечиками, задорно бренчала монистами на худенькой груди и скользила босыми ножками по земле, словно пытаясь оторваться от нее и взлететь. И глаза ее сверкали ослепительнее молнии в сумраке ночи. Она могла кружиться часами, не уставая. И дядя Василь не прекращал ей аккомпанировать. Теперь уже она жалела его, и когда видела, что он изнемогает, внезапно бросалась ему на шею, обнимала, и они оба счастливо смеялись.

Немного отдышавшись, они предавались мечтам о том времени, когда Зора выйдет на сцену огромного концертного зала, где будет множество зрителей.

– И ты им так станцуешь, что они навсегда потеряют покой, – говорил, блестя горячими темными глазами, дядя Василь. – Им станет скучно в своих тесных душных квартирах, их неодолимо потянет на волю, в степь, где свежий ветер, где можно очистить свои легкие от городской пыли и почувствовать себя свободным, как птица…

Он и сам в такие минуты походил на большую птицу – густые брови его разлетались, словно орлиные крылья. А Зора слушала его с замиранием сердца. Она знала, как она будет танцевать – с рождения видела, как пляшет пламя костра в ночи, и была уверена, что сумеет повторить его движения…

– Так тебя Зора зовут? – внезапно спросил Михаил.

– Ай, откуда узнал? – изумилась девушка, всплеснув руками.

– Я тоже немного провидец, – улыбнулся он. – Маг и чародей. Или не похож?

Зора забыла, что несколько раз произнесла свое имя, рассказывая о себе, и поверила Михаилу.

– А скажи, – спросила она, от волнения прикусив нижнюю губку. – Ты можешь из медной монетки сделать золотую? Моя бабушка могла. Она была колдунья. Ее очень уважали в таборе.

– Вот чего не могу, того не могу, – признался Михаил. – Если бы мог, был бы богат. А у меня в кармане – вошь на аркане…

– А в другом – блоха на цепи, я знаю, – рассмеялась Зора. – Это русская поговорка. А у нас в таких случаях говорят: «У царя царство, у цыгана песня».

Вдруг она опечалилась и сказала, с сочувствием глядя на Михаила: