– Да ты хоть знаешь, за кем я еду? – заорал легко приходящий в ярость председатель, устав от возражений. – Вот и помалкивай! Запрягай, кому велел!
И Василь своими руками надел на Звездочку сбрую, запряг ее в легкую таратайку. Долго ему потом снились ее печальные, влажные, будто от слез, глаза. Просыпался в холодном поту. Загнал бесшабашный председатель лошадь. Захотел порадовать высокого гостя из района, пустил Звездочку вскачь, нахлестывая плеткой. Кровавая пена хлопьями летела с губ Звездочки, она хрипела и задыхалась, но удила рвали ей рот, а плеть не давала замедлить бег. Когда привели ее в конюшню, Василь сразу понял, что не жилец Звездочка на белом свете – глаза потухшие, ребра выступили сквозь тонкую атласную кожу, и даже не заржала, как обычно, увидев его, а лишь тяжело, со всхлипами, дышала.
На закате Звездочка умерла. Долго плакал над ней Василь, не сомкнув глаз этой ночью.
А наутро пришел председатель. Он осторожно ступал по двору, опасаясь испачкать начищенные до блеска сапоги. На нем была пиджачная пара, надеваемая им лишь в самых торжественных случаях, наглухо застегнутый ворот рубашки врезался в жирную красную шею. Рядом с ним семенил маленький пузатый человечек, казалось, раздувшийся от спеси, такой у него был самодовольный вид. Впечатление портили только его короткие ножки. Когда он шел, они придавали его облику некоторую суетливость из-за того, что их приходилось часто переставлять. На самом деле это он выступал степенно, с чувством собственного достоинства, а председатель юлой увивался вокруг него. Несмотря на ранний час, оба были уже крепко выпившие, с побагровевшими физиономиями. Может быть, они, как и Василь, вообще не ложились в эту ночь.
– Эй, Васька, запрягай Звездочку! – закричал председатель, завидев Василя. – Наш дорогой гость желает прокатиться с ветерком. Э-эх, залетные!
– Какой русский не любит быстрой езды, – важно изрек «дорогой гость» и отрыгнул. Пьяно покачнулся и чуть не упал, но короткие толстые ножки давали ему преимущество большей устойчивости, и он удержался.
– Верно подметили, Александр Юрьевич, – восхитился председатель. – Ну и голова!
Василь так сжимал грабли, которыми до этого убирал навоз, что онемели пальцы.
– Нет Звездочки, – глухо сказал он, с ненавистью глядя на опухшее лицо председателя. – Померла.
Председатель на мгновение смутился.
– Да-а, – протянул он и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, словно петлю снял с горла. Вздохнул с облегчением. – Незадача вышла…
Но взволновала его не участь Звездочки, а собственная. Он наклонился к уху Василя и прошептал, дыша густым перегаром:
– А на ком же я его прокачу? – и показал пальцем за спину, где его гость все еще не мог справиться с отрыжкой. – Я ведь обещал ему.
– На ком? А на себе, – Василь облизнул пересохшие губы. – На загривке. Вон какой отъел!
– Это как? – не понял председатель. Потом до его затуманенного самогоном мозга дошло, что над ним издеваются. И он злобно заорал: – Да как ты смеешь, харя твоя цыганская!
Он не договорил. Василь наотмашь хлестнул его граблями, так, что толстое древко переломилось, словно сухая тростинка. У Василя будто помутился разум, он различал перед собой лишь темное пятно, по которому бил и бил, не разбирая, куда, только чувствовал, как кулаки проваливаются во что-то мягкое, хлипкое. Еще запомнил, проблеском сознания, как, растеряв всю свою недавнюю важность, убегал Александр Юрьевич, смешно подпрыгивая, когда попадал ногой в кучку навоза.
Когда Василь очнулся, кулаки его были в крови. Пьяный председатель, жалобно охая, возился на земле, пытаясь встать и бормоча угрозы. Василь ушел в конюшню, упал в углу на охапку сена и пролежал в тяжелом забытье несколько часов, пока за ним не пришли милиционеры, вызванные из районного центра…
Цыганочка смолкла и, блестя своими черными глазками, смотрела на Михаила, выжидая. А он не знал, что сказать ей. Старый цыган предстал перед ним в ином свете, но и безоговорочно оправдывать его, как это делала девушка, он не мог. Нельзя было, пожалев коня, до полусмерти избивать человека, каким бы мерзавцем он ни был. Но так было в его мире. Мир, в котором жила эта цыганочка, был совершенно другим, и в нем господствовали иные ценности и понятия. И что тут скажешь? Поэтому он молчал, не желая спорить.
Чтобы перевести разговор на другую тему, он без всякой цели спросил первое, что пришло ему в голову:
– А что, Миро действительно неграмотный?
– Ага, – кивнула цыганочка. – Ни читать, ни писать не умеет.
– А как же он…, – Михаил начал говорить и осекся. Помолчав, осторожно спросил: – А ты сама в школе училась?
– Училась, – девушка сверкнула зубками. – Целый месяц.
– А потом?
– Скучно стало. Того нельзя, этого нельзя, не бегай, сиди, сложа руки, слушай, пиши… А мне попрыгать хотелось, побегать, понимаешь?
– Понимаю, – ответил Михаил.