Чужие

Мы топаем по городу уже черт знает сколько. Одно из двух: или это он так со мной гуляет, выгуливает, или я со своими выкидонами заставила его растрынькать мелочь, сбереженную на такси. Впрочем, я взвинчена «по самое-самое» и усталости не чувствую. С Лютцовской он тащит меня через пестрый парк, наряженный в цветастые осенние шмотки, оттуда — вдоль Ландвер-канала, которого хоть не видно за прибрежными зарослями, но мне от общей взбудораженности едва не начинает мерещиться найденное там сто лет назад тело Розы Люксембург. Когда переходим на ту сторону и все вокруг давным-давно напоминает мне мой Панков, я отключаю внутренний «навигатор».

«Злой, да?» — подначиваю его взглядом. «Чего ж ты злишься?»

«Ты разозлила» — «рычит» мне в ответ его взгляд.

«Как так?» — мой взгляд валяет дурочку, голубые глазки «снизу-вверх» расширяются фальшиво вопросительно, губы слегка округляются, формируя идеальный бантик.

«Познакомиться по-человечески не смогли. Какого хрена раззадорила?»

«И не думала. Вообще не знала, куда еду и что будет» — продолжают сокрушенно оправдываться мои глаза, а сами то и дело вспыхивают, торжествуя.

***

Глоссарик к ГЛАВЕ СЕДЬМОЙ Экшн или Lillet

Фридрихсхайн — район Берлина

Макс Эрнст — немецкий художник-экспрессионист и авангардист

Киц — Kiez, квартал, часть района; термин, применяемый в Берлине

Ландвер-канал, тело Розы Люксембург — канал реки Шпре в Берлине, в котором в 1919 г., через четыре месяца после убийства крайне-правой группировкой, было обнаружено тело Розы Люксембург

***

Вечереет. На улице, на которой мы очутились, нас приветствует грохотание с вездесущей двухкилометровой эстакады и вжиканье машин слева, а справа — пестреющий интернационал из магазинчиков и многоэтажек. По правой разномастный народ гуляет-прет по своим воскресным делам.

С одного из фасадов над ними потешается сюрреализм в графити, какому позавидовал бы не то, что Макс Эрнст, но и сам Сальвадор Дали.

Что мы пришли, понимаю не сразу, также не сразу узнаю, что — Котти. Коттбусские Ворота. Кройцберг. Жуткая жуть, в Берлине жутче некуда.

Но… черт с ними сейчас, говорит мне мой разгулявшийся, и, кажется, помутившийся от похоти разум.

Не может быть, чтоб я опять была пьяна. Не может быть, чтобы настолько отдавалась чувственным ощущениям. Не может быть — и раньше не было. Нет, раньше я неизменно контролировала себя, аккуратно шла по улицам и предельно точно отдавала себе отчет в том, куда, в какое здание входила. И тем не менее я уже не разбираю — лифт, не лифт, вот мы перед какой-то дверью. Его рука держит мою, в глазах уже больше нет ярости, а только неприкрытое желание меня. Желание течет по его венам, выступает из них, пропитывает его, просачивается к нему под кожу и, выступая наружу, впитывается в мою руку — иначе как бы и я сейчас его чувствовала?

Не уследила, какой этаж. Дверей тут много — он отмыкает одну. В этот момент на мои губы подобно мягким, не сухим еще осенним листьям ложатся его поцелуи, сначала первый, за ним — другие. Много.

Все переворачивается, все. Он снова открывает во мне дверь, за ней — еще одну и еще. Со стоном отправляю ему навстречу свой язык. Он запускает пальцы ко мне в волосы. Я слабо вскрикиваю, когда он вставляет руку ко мне между ног, прямо под трусики. Вскрикиваю снова, так же тихонько — это он слегка прогибает меня назад, покусывает шею. Моим вскрикам вторит его тихое порыкивание, когда зубы его неглубоко вгрызаются в мою кожу.

Не сразу соображаю, что мы уже больше не на лестничной площадке, а в его квартире — я не заметила смены пространства вокруг нас. Все происходит между нами и внутри нас.

Будто случайно «роняю» на пол плащ и помогаю ему освободиться от куртки. И больше не могу ничего — только целоваться с ним, перебирать его волосы, давать зацеловывать себя до стонов, до рычания, на какое, оказывается, тоже способна.

Мы недалеко уходим от входной двери — спиной и попой я прижата к стенке.

Он не снимает с меня трусиков — отодвигает просто, зато я расстегиваю на нем джинсы, спускаю их вместе с трусами. Смотрю с улыбкой на его член и успеваю ущипнуть за задницу — в награду за это он поднимает на себя мои ноги, вставляет в меня член.

Я влажная и боли от его проникновения не ощущаю, а его короткие, резкие толчки встречаю с бешеным восторгом. Запрокидываю голову назад — пусть покусывает мою шею, пусть грызет меня. С моих плеч полусползает блузка. Он трахает меня грубее, то кусает, то трется головой о мою шею, будто стараясь основательно обтереться моей кожей, вываляться во мне.

Он резок сегодня, но боли мне не причиняет — в очередной раз отмечаю его виртуозность и физическую силу. Меня держат, как пушинку, словно жонглируют участками моего тела, способными испытывать жгучее наслаждение и дарить его.

Его член словно оттесняет во мне всякую способность о чем-либо думать. Неожиданно для самой себя я кончаю с задыханием, кусаю руку, которую он вырывает у меня изо рта, при этом приказывает-разрешает:

— Здесь можешь кричать. Кричи…

Еще толчок — и мой крик. Еще — и я еще.