Чужие

— Подрядчик ваш вас наебывает. Где там его план работ? Ну-ка, покажи сюда…

У меня теряется дар речи, а Рик, заметив, что от меня толку мало, сам приносит план из прихожей, где только что его рассматривал.

— Я ж говорю. Вот, смотри, — водит он пальцем по графику.

Смотрю на него недоверчиво и невольно восклицаю:

— Слушай, только не говори мне, что ты инженер.

— Инженеры всякие бывают, детка, — отвечает он сухо, а волчьи глаза янтарными лазер-пойнтерами шарят по строчкам графика. — Мда-а. На подключение коммуникаций три недели? Да ну, на хер. Какой район — Бланкенбург?.. С кем там говорите в сенате?

— Тайм-аут, плиз, — прошу у него, смеясь и покачивая головой.

Проект-ляйтер недорезанный.

— А что — не так?

— Ну, насчет наебки подрядчика — так, конечно. Будем разбираться…

— Почему ты должна с ними разбираться? Они чуваки мурые.

— Ты их знаешь?

— Они там все такие.

Ему, вроде как, все равно, но это просто меня вновь обманывают его ровный, глуховатый голос и взгляд почти угрюмый, без излишков эмоций. Это по-наивному трогательно — он, как видно, беспокоится за меня — не обидит ли кто в жестком мире строй-бизнеса?

— Не мафиозные — и ладно.

— Просто вы не знаете.

— Догадываемся. Где взять других?

— Почему тебя это должно парить?

— Меня это не парит. Я не стану напрямую с ними разбираться, просто выясню, а потом доложу, куда следует.

Мы успели доесть. Торжественно пообещав не дать закатать себя в бетон строительной мафии, я пою нас с ним чаем.

После не теряем больше времени — он раздевает меня прямо за столом, чему я совершенно не удивляюсь, и тут же, прямо за столом мы начинаем наши кувыркания, от которых в моих четырех стенах уже попахивает ритуалом.

Завершается сей ритуал где-то в районе гостиных фотообоев, даже на диване, кажется. После несусь взглядом «вверх-вверх» и размышляю, что вроде сегодня он ничего о себе не рассказал, но по его словам я узнала о нем больше, чем если бы начала расспрашивать.

— Я не инженер, вообще-то, — неожиданно сообщает он, прерывая мое стремление «вверх-вверх». — Не совсем. Совсем нет.

— А я — вообще не инженер, — пожимаю плечами в ответ. — На бумаге только.

А сама отчего-то думаю, что день удался.

***

В понедельник идет первый снег, которому абсолютно плевать, что зима еще не началась — как многие в Берлине, он не лишен пофигизма.

Пофигизм царит и в ДольчеФреддо — никто тут не думает закрываться на зиму и уезжать на трехмесячные каникулы в Италию. Во-первых, в Италию сейчас добровольно никто не поедет — назад не пустят. Во-вторых: «Хозяин — не итальянец» — утверждает Рози и ей, безусловно, видней.

Вместо этого в преддверии декабря на этой неделе аж три сорта, способных и более сволочную берлинскую погоду сделать прямо-таки сказочной: «трипл-чок», клюква «под кайфом» и «вайнахтсмаркт». Соответственно, тут вам и тройной шоколад с грецким орехом, и сушеная клюква крэнберри с маком, и засахаренный миндаль с глинтвейном, какие обычно продают на рождественской ярмарке.

Всю неделю я куда-то звоню, от кого-то что-то требую и кому-то что-то втираю. Кажется, Рик прав, только это ничего не меняет. Перед праздниками грядут новые ужесточения. Как только мы припрем к стенке поставщика, он немедленно начнет врать нам насчет новых проволочек и никуда мы с ним не двинемся. И — Рик снова прав, отмечаю уже с определенным удовольствием, точно мне одной известна какая-то тайна: все это не должно меня парить.

Снежные хлопья падают на Ку‘Дамм подобно обновкам. Носить их будут недолго, но это первое новьё, таким оно вошло в историю этого года, таким и уйдет. Именно им, этим первым, выпала привилегия: их не травят реагентами — не успели. Люди не матерятся почти вслух на снег, который здесь вообще-то любят, а глядят вокруг себя восторженно и благоговейно, будто задумываясь не над грядущими обломами на праздники и не над тем, что не будет в этом году рождественских базаров, а над красотой и непостижимостью бытия. До Рождества еще довольно далеко, но от этого только сказочней.

Предрождественскую беготню заменит клик-коллект. Дарить можно будет меньше — праздник пройдет в узком кругу максимум «на две семьи». Это в лучшем случае — в худшем вторую семью заменит кому — телек, а кому — монитор. В самом худшем ничто ничего не заменит, а праздничный стол будет накрыт на одну персону. «Fuck the virus», короче — так кричат кругом надписи на футболках и толстовках. Это по-английски, но и по-берлински — тоже.

Рози уцепилась в меня, когда я подошла к ней в перерыв, и больше не выпускала. Я просто была занята, а она подумала, что я от нее бегаю, увиливаю от отчетности по степ-плану.

— Ты с ним говорила?

— Сегодня нет…

— Так-к-к…

— …он рано уходит.

Предвкушаю ее реакцию с тем тайным удовольствием, с каким только что думала о правоте Рика.

— Как это?

— Так. По утрам я просыпаюсь одна в остывшей постели, — декламирую с полным ртом, увязая в тройных шоколадных сугробах с цветным клюквенно-орешковым мусором. — Просыпаюсь и понятия не имею, где он есть. Правда, домой приходим мы почти в одно время.