Чужие дочери

Основные проблемы решились. После недели упорной работы дома она сдала положенные зачеты и с 25-го начала готовиться к сессии, хотя первый экзамен был назначен на 5 января. Игорь сначала подтрунивал над ее усердием, потом втянулся сам, как говорил, «от скуки» и к 29-му, удивляясь самому себе, впервые вовремя сдал все зачеты и «срубил» прошлогодний «хвост» по финансовому праву. Мила была счастлива: они строили свое будущее вместе и правильно.

Коля до первого экзамена уехал домой, и они, наконец, ощутили себя семьей. Мила затеяла большую предновогоднюю уборку, на плите с утра жирно булькал праздничный холодец, исходил ароматами специй и ждал завтрашнего визита в духовку желтый гусь. Игорь со слезами, но мужественно тер волокнистый корень хрена к столу (потому что это мужская работа, даже примета есть), а в шкафу на плечиках под Колиным плащом притаилось длинное бархатное вечернее платье (сюрприз, но Мила уже два раза его тихонько примерила). И все это счастье наполнял торжественный запах хвои. Не обсуждались никакие планы, но было понятно, что к деду они пойдут первого. Игорь несколько раз бегал на почту звонить родителям, потом они решили, что просто пошлют телеграмму, а позвонят потом.

А утром 31-го Игорь улетел в Москву, потому что всего на два дня приехал Егор, родители досрочно вернулись из санатория, а Новый год у них всегда было принято встречать дома всей семьей. Отупевшая и опухшая от слез Мила провожать его в аэропорт не поехала. Плакать она уже не могла, лежала в оцепенении и ощущала только одно: она, Мила, не в этой семье, никогда в ней не будет, 12 еще не пробило, а сказка уже разбилась вдребезги.

В шесть вечера в дверь позвонили. Сердце забилось и замерло: Игорь вернулся!

Через двадцать минут водитель такси, ожидавшего внизу Нину Алексеевну, удивленно заметил:

— Ну, денек! Красавицы и закуска множатся на глазах. Весь бы год так! Вроде собирались только отнести, а принесли в два раза больше.

Петр Иосифович, нарядный, с черной бархатной бабочкой, улыбаясь, открыл дверь. Взглянул на Нину Алексеевну, ничего не спрашивая, помог Миле раздеться, торжественно подал ей руку и проводил в комнату. Рори громко суетился в клетке: «Игор-ре-ша! Игор-ре-ша! Пр-р-ропал! Кар-р-раул!» На экране телевизора вечный Лукашин летел в Ленинград к своему счастью.

Роскошный новогодний стол увенчали по центру золотым жареным гусем. Проводили старый год. В полночь под звон бокалов и бой курантов пронзительно ворвался междугородный звонок. Петр Иосифович взял трубку, молчал, слушал, сухо ответил: «И вас всех тоже», потом добавил: «А где же ей быть?» — и протянул трубку Миле. Сквозь музыку, смех, чужие голоса пробился веселый голос Игоря: «Солнышко! С Новым годом тебя! С новым счастьем! Ты молодец, что не сидишь одна, пошла к деду… Я сразу… — Мила молча положила трубку на рычаг. До возвращения Игоря оставалось 20 часов. Или 32 — если возвращаться поездом…

Ночевала Мила у Нины Алексеевны. Квартира была однокомнатной, они расположились вдвоем на большом плюшевом диване. Подушка пахла лавандой, как дома. Спокойный голос старой учительницы убеждал-убаюкивал:

— Ты на него не обижайся. Ты его прости. Обида всегда больше вины. Конечно, он хотел встретить праздник с тобой… И подарок купил.

— Откуда Вы знаете?

— Платье вместе выбирали. Но там же мать, отец, брат. Вместе собираются раз в год, я-то знаю. Они ему родные всю жизнь, а ты еще только становишься. А прикинь, каково матери, когда любимый сын, с которым 4 месяца не виделись, скажет: «Я с девушкой останусь, мне с ней лучше». Приятно ей? Празднично? И что с собой тебя не взял — правильно. И Петя так считает. Сейчас ты ко всякому слову чувствительна, у тебя душа по матери не отболела. Анна, мать Игоря, тяжелый человек, сложный. Скажет не то слово, не тем тоном, а ты не так поймешь… Так сложилось, что в семью на праздник приводят только невесту. Раз привел знакомиться, значит, уже выбрал сам, родителей ни в грош не ставит. Хорошо это? Родителям не обидно? Ты будь мудрей. Не торопись, потихоньку-помаленьку… Анна привыкла, чтобы все по ней было. Но ей тоже хочется счастья сыну, чтоб его любили, чтоб рядом была преданная душа. Зачем ей в невестки вертихвостка, у которой только полный кошелек на уме? Ей важно сыну человека найти, но самой. Ты красавица, умница, душевная. Познакомитесь, поговорите раз-другой. Ты с ней не спорь, больше слушай, но там, где надо, свое мнение имей. Главное, чтобы ей было видно, что ты Игоря любишь, что он для тебя главное. Это ведь так?

— Да, люблю.

— И он тебя. Но он малец пока…

— Кто это?

— Подросток, озорник.

— Какой же он подросток, он на два года меня старше?!

— Ну, некоторые мужчины до самой смерти дети. Словом, имей терпение — все уладится. А сейчас спи, утро скоро. Гуся вот ничем не накрыли, обветреет, и корочка пересохнет. А гусь удался на редкость…

Про гуся Мила уже не слышала.

Ей приснилась большая лохматая собака, которая тыкалась в щеку холодным мокрым носом и декламировала Пушкина голосом Игоря: