— …Традиция классиков Пиранези, Булле и Леду получила в XX веке мощное продолжение в утопиях футуристов и конструктивистов, а также в антиутопиях постмодернистов второй половины столетия, — напомнила слушателям экскурсовод. — Чтобы проследить, как развивается жанр в наши дни, мы с вами и обратимся к представителям различных творческих течений — от параметризма до неоклассики. Пройдемте в следующий зал.
Группа молодежи, скорее всего, студентов, не спеша направилась за экскурсоводом. Лагунов тоже двинулся вслед за ними, но в зале, где неоклассики предлагали переосмыслить грядущее, Татьяны уже не было. Догонять ее он не стал. «Так даже лучше, — подумал Лагунов. — И никаких объяснений не потребовалось. Все решилось само собой. Пусть думает, что у меня есть Лера».
Радости от простого решения он не ощутил, но проснувшийся в его душе адвокат поступок одобрил.
Ключ сделал два оборота, и дверь открылась. Саша на правах хозяйки переступила порог квартиры на Владимирской улице. Бросив сумку на пол, не снимая обувь — в пустой квартире каблуки стучали особенно гулко, — она обошла комнаты и зажгла свет.
Не верилось, что вот в этой квартире она начала узнавать мир. И в том мире были отец и мать, и даже бабка с дедом — их она совсем не помнила. Трудно представить, что в этой квартире жили, радовались, готовили, стирали, убирали. В полной тишине Саша устало опустилась на диван. Целлофан противно зашелестел. Надо срочно его собрать и выбросить.
— Как хорошо, что ты приехала. Только ты одна можешь ему помочь. У тебя все получится.
Саша повернула голову и удивленно отметила, как преобразилась гостиная: противно шуршащего целлофана нигде не было, и мебель стояла иначе. От этого квартира приобрела жилой вид. Напротив нее сидела пожилая женщина с красиво уложенными седыми волосами. Саша ее узнала — она приходила в ее сны.
— Кому нужна моя помощь? Чем я могу вам помочь? — Говорить Саше было трудно, словно рот забился ватой.
— Помощь нужна…
Телефон завибрировал рядом, целлофан непривычно зашелестел, и женщина мгновенно исчезла. Саша потянулась за телефоном.
— Что стряслось? С тобой все в порядке?
— Да.
— А с голосом что? Ты простыла? — обеспокоенно спросила Елизавета.
— Со мной все нормально, — попыталась успокоить подругу Саша. — Я только задержусь здесь на неделю, а ты напиши вместо меня заявление на отпуск за свой счет. Владимиру Ивановичу я завтра позвоню.
— Ты мне наконец-то можешь объяснить, что случилось?
Она принялась подробно рассказывать все события последних дней. На конце трубки повисло молчание.
— Я хочу отца пригласить к себе и проконсультировать. Здесь я никого не знаю. И еще одна проблема. У отца есть медицинский центр. Это отдельная история. И вот он встретил там подругу моей покойной бабушки, такую, знаешь, благообразную старушку. А та ему рассказала, что в коридоре смерть ходит и им всем дают специальные капли. Правда, она их выливает в раковину, чтобы не умереть, — Саша представила, с каким выражением лица ее слушает Елизавета.
— Правильно делает бабушка. Нечего пить всякую гадость.
— Мне тоже было бы смешно. Только отец никуда не поедет, пока не выяснит, что да как в том центре. Поэтому сама туда съезжу, посмотрю и развею все его страхи. И еще отец говорит, что его травят, — на одном дыхании выговорила Саша.
— Маниакальные синдромы часто и начинаются с мании преследования или причинения вреда, — серьезно, без тени улыбки, проговорила Елизавета.
— Только очень тебя прошу, не говори о моих планах насчет центра Стрельникову. А то он завтра будет здесь.
— Ладно, тебе виднее, — нехотя согласилась Елизавета. — И, если что, сразу звони — мы все приедем.
Она слонялась по квартире, не представляя, чем занять свободное время. Вначале она посидела на кухне, молча уставившись на кухонную плиту, потом начала методично, начиная с холла, снимать шуршащий целлофан. Как она ни старалась, квартира упорно не превращалась в жилую, хотя и не была такой музейной, как раньше. Не хватало чего-то важного, как лица у человека. Как узнать человека, если лицо закрыто?
Мебель не на своем месте! Она вдруг вспомнила, как выглядела квартира, когда с ней разговаривала женщина из ее снов.
Спустя некоторое время квартира приобрела прежний, десятилетиями устоявшийся вид. А в результате тщательной ревизии шкафов в спальне появилась горка постельного белья. Осталось найти одеяло или, на худой конец, плед. Пришлось принести из кухни стул и начать обследовать антресоли. Саша на ощупь провела рукой по полке и наткнулась на бархатистый край книги.
Находка оказалась старым альбомом. Скорее всего, Иван Андреевич после смерти родителей забрал фотографии себе, а его оставил за ненадобностью. Саша пролистала пару страниц. Из растрепанного альбома на пол, кружась, упала небольшая фотография женщины из ее снов. С глянцевой глади фотографии на Сашу смотрела бабушка — Маргарита Акимовна Савицкая.