Чужие грехи

– Ну, знаешь, заповеди Божьи, и всё такое. Просто сегодня я… в общем, я слышала, что иногда Господь наказывает людей за проступки. Насылает кошмары и всё такое.

Анни фыркнула.

– Что ты несёшь?! Да натвори я что-то ужасное – об этом уже болтал бы весь Луше.

В комнату вошла мать.

– О чём спорите?

– Да так, – буркнула Анни и отвернулась к стенке, – Лита-Белита корчит из себя старшенькую! Ой-ой, можно подумать!

– Не ссорьтесь, – сказала мать. Она присела на край кровати Анни, сложила руки. – Грех это. Вы помолились на ночь, я надеюсь? – Не дожидаясь ответа, она продолжила: – Завтрак разогреете сами, я оставлю всё на плите. Мне нужно завтра рано утром к тёте Марселе по делам. Справитесь без меня?

– Конечно, мам, – сказала Изабель. – Если что, я позабочусь о младшенькой. – При этих словах Анита резко повернулась и показала ей язык. – А кто такая тётя Марсела? Я никогда не слышала о ней.

В бордовом свете ночника бледное и худое лицо матери приобретало странный оттенок, тени под глазами становились гуще. И без того резкие контуры обострялись ещё сильнее, отчего лицо становилось похожим на фреску. Мать поправила одеяло Анни, погладила её по волосам.

– Тётя Марсела – моя старая подруга. Она жила здесь, в Луше. Я была чуть постарше Изабель, мы тогда жили в Испании. Иногда я приезжала сюда на лето с родителями – это ваши бабушка и дедушка, упокой души их. И мы с Марселой любили играть вместе, а нашим любимым местом был амбар. – Голос становился всё тише, убаюкивал. – Он стоял в конце улицы, в стороне от глаз людских, поэтому никто не мешал лазить, где нам хотелось. Ах, давненько я не навещала мою любимую Марселу…

Мать встала со вздохом, поцеловала дочерей. Пожелала спокойной ночи и вышла, оставив после себя лёгкий запах лекарств. Изабель зевнула. Как же она устала за день! Переживания, тревоги и вопросы, порождавшие их, – это утомляло. Хорошо, что на некоторые вопросы иногда находятся ответы, от которых появляются на свет новые вопросы. Замкнутый круг! Изабель закрыла глаза. В тишине комнаты слышалось лишь едва различимое треньканье настенных часов, да негромкое посапывание Аниты. Неужели, сдалась? Заснула?

* * *

Анни сидела на заднем сидении маленького пригородного автобуса. Она ехала одна – она не помнила, почему и откуда, но знала, что скоро её остановка. Вот и знакомая улица. Она едет домой! Анни встала, прошла вперёд. Внимание Анни привлекла большая холщовая сумка в крупную клетку с длинными чёрными ручками. Сумка стояла на переднем сидении, возле выхода. Она была приоткрыта. С дальнего края что-то свесилось. Что-то сморщенное, синее. Анни почувствовала, как вспотели ладошки. Что там? Она подошла ближе. Да это же рука…нет, рукав рубашки! Теперь Анита узнала сумку – та самая, в которую мать складывала грязное бельё. Бегунок молнии легко скользнул по крупным металлическим зубцам. Сумка оказалась набита бельём. Может быть, мамочка забыла её здесь, в автобусе? Двери открылись; Анни подхватила сумку и вышла. Тяжеловато для белья?