Чужие лица (СИ)

Мирон ухмыляется, расстегивает пуговицы и стаскивает с себя рубашку. Ремень, брюки и носки присоединяются к вороху на полу. Их дальнейшая судьба ему неинтересна.

— Я хочу знать историю каждой твоей татуировки, — проводя ладонью по его рукам, груди и спине.

— У нас еще будет время, потом… — выцеловывая узоры на ее теле, обжигая каждым прикосновением, заставляя изгибаться навстречу, закатывать глаза и шумно дышать. — Мои наколки — это напоминание о переходном периоде, твой шрам значит гораздо больше, чем они все вместе взятые, — проводит кончиком пальца по розовой полосе внизу живота.

— Сложные роды, — ей не нужно оправдываться, но хочется пояснить.

— Ничто не может тебя испортить. Даже это, — не хочет, чтобы она снова переживала ту ситуацию, ведь сейчас время не для воспоминаний, а для любви.

— Мирон…

— М-м? — не отрываясь от своего увлекательного занятия.

— Сделай уже что-нибудь…

— Я делаю, — приподнимая голову, хитро улыбаясь.

Олеся трется о внушительный бугор в его черных боксерах, тоже улыбается, когда слышит вырвавшееся матерное слово.

— Прости… Ты не представляешь, что со мной делаешь, я и так еле сдерживаюсь, чтобы не кончить до того, как начнется самая важная часть…

— Не сдерживайся, — просит она, выдыхая.

— Бл*ть…

Мирон снимает нижнее белье с себя и Олеси, вновь накрывает ее своим телом и жадно целует в губы. Он берет ее языком. Его член трется о ее бритый лобок, возвращая немного контроля своему владельцу. На ее груди расцветают несколько засосов, ее ноги раздвигаются, позволяя партнеру скользить по мягким влажным складкам. Ему необходимо в их тепло, иначе он просто взорвется. Но сначала ему нужно убедиться, что она готова его принять. Ее тело сигнализирует об этом, однако надо быть полностью уверенным, что ему это не кажется. Слишком много поставлено на карту.

Пальцы Мирона — полноправные хозяева ее естества, они гладят, размазывают естественную смазку по клитору, вторгаются внутрь, выходят, и снова скользят в глубину. Олеся двигается навстречу каждому движению, ей хочется прекратить эту сладкую муку и достичь оргазма, унять напряжение в теле. Все меняется, когда к пальцам внутри нее присоединяется язык. Посылая миллионы импульсов, он кружит вокруг клитора, властвуя, сдаваясь, заставляя Олесю кричать в судорогах удовольствия.

Мирон пьет ее наслаждение, кайфует не меньше, чем она. Знает, что это только начало, но уже сейчас готов повторять свои действия снова и снова, лишь бы опять видеть ее такой: открытой, беззащитной, честной и настоящей. Он поднимается выше и обнимает любимую женщину, стирает с ее глаз слезинки.

— Не сдержался…

Она смеется и прячет свое лицо у него на плече, чувствуя себя в безопасности, под защитой, ощущая себя женщиной, которую любят.

— Я тоже тебя… люблю.

Он целует ее губы, прикусывая, зализывая и снова прикусывая.

— Женщина… Если бы я знал раньше, что для твоего признания нужно всего лишь…

— Замолчи, — смеется она, ударяя по его плечу кулачком. — Ты слишком много болтаешь, Полунин.

— Ты права, лисенок, потом поговорим, — вновь принимаясь за облизывание солоноватой кожи.

Она снова чувствует возбуждение, и это пугает. С Мироном реакция ее тела слишком сильная, ей не поспеть за его действиями, хотя она и пытается отвечать так же страстно. Она смотрит на него, на то, как он натягивает презерватив, забыв о стеснении. Чувствует, как головка, а потом и все остальное до основания вторгается в ее тело, заставляя захлебнуться восторгом от ощущения единства, обхватить собой, тесно сжать внутри. Его движения, медленные и осторожные в начале, быстро перерастают в резкие и быстрые. Он тратит все силы на то, чтобы балансировать на границе собственного оргазма, который уже зарождается внизу спины, прошибает до затылка, не дает себе ни малейшего шанса завершить начатое без Олеси. Мирон снова и снова завоевывает ее, каждая мышца на его теле напряжена до предела. Выступивший пот застилает глаза, которые неотрывно смотрят на женщину перед ним, под ним, на ее открытый рот, покрасневшие щеки, затуманенные глаза. Он слушает ее стоны, тяжелое дыхание, пьянеет от того, что наконец-то берет ее и отдает ей себя. Меняет угол проникновения, позволяя пальцам снова нащупать клитор, чувствует, как ее ногти впиваются в его спину, звереет, с ума сходит. Он знал, что это будет сумасшествием, но не думал, что до такой степени. Чистая страсть, не прикрытая никакими словами и обстоятельствами. Есть только они — единый комок переплетенных нервных окончаний, движущихся к одной цели, срывающихся в бездну и не жалеющих об этом.

— Не могу больше терпеть, — сквозь зубы.

— Давай я встану на колени и локти?

Этот ее вопрос отбросил назад его надвигающийся оргазм, будто кипятком ошпарил. Мирон понял, что ее предложение — всего лишь повторение сценария с бывшим мужем, когда она жертвовала своим наслаждением ради чужого. Он зло стиснул челюсти, отрицательно качая головой не в силах что-либо сказать и меняя скорость движения бедрами. Он себе никогда не простит, если позволит ей думать о нем, как о Сергее.