Чужие здесь не ходят

– Вернулись – хорошо! Переоделись уже?

– Переодеваются, господине.

О ходе вылазки доложила ее инициатор – Лана. Как всегда – кратко, по существу. Некая Маланья-девка, людинка, то есть девушка лично свободная и еще, в силу малолетства, незамужняя, пожаловалась в беседе на некоего соседа, рыбака – мол, приставал как-то да пытался залезть под рубаху. Звали рыбака Мировидом, в крещении – Федором, ну да на крестильное-то имечко он как-то не очень откликался. Так вот этот Федор проживал в трех верстах от Орясьевых выселок, как пояснила Маланья – «на деревне», а в деревне той была всего-то одна изба, точнее сказать – усадебка или дворище, и принадлежала она этому самому Мировиду-Федору, некогда платившему подати боярину Журавлю, а ныне – напрямую туровскому князю.

– Маланья сказала – бедновато жил. Как и они сами – на выселках. Там же семья еще… – пояснив, половчанка продолжала далее: – У нее там с младшим сыном этого Мировида шуры-муры были. Да потом он другой ленту прислал – в Журавли. И про Маланью стал всякое говорить… А она – про него… Тут же и сам Мировид приставал – по словам самой Маланьи… Ну, как бы то ни было, а рассорились – вусмерть. Так вот!

Переходя к самому интересному, половчанка сверкнула глазами:

– Мировид третьего дня у «журавлиных» корову купил!

– Да корова-то дорогая, стельная! – не смог промолчать Авраам. – Это вам не какой-нибудь там нетель.

– И Мировид этот все в скудости жил и на жизнь жаловался, – улучив момент, Добровоя тоже внесла свою лепту.

Миша улыбнулся:

– Что же, серебришко сей Мироед получил?

– Ну, ясен пень. Причем – резко!

Посмеявшись, Войша предложила этого Мироеда-Мировида тут же и навестить да спросить с пристрастием – где серебришко на коровенку взял?

– Так, может, продал чего-нибудь? – вслух предположил Глузд.

Лана мотнула головой:

– Не-а, не продал. Нечего ему было бы продавать! А еще… – половчанка сузила глаза, и без того не шибко-то широкие. – Маланья его как-то у священной сосны встретила – она туда за малиной ходила. А Мировид – траву для козы косил. Будто ближе травы нету!

– Так там, может, вкуснее! – со смехом предположил Авраам. – Вы козу спросите.

– Коза – корова бедняка, – искоса глянув на Лану, Глузд важно надул щеки. – Не нами сказано.

– Значит, рыбак ошивался без всякого дела у священной сосны. А там недалеко и до старого капища, – внимательно выслушав, подвел итог сотник.

– Мог и дев увидать…

– И кому-то сказати…

– Да кому?

– Дак – татям же! Лиходеям.

– Господине, – Глузд округлил глаза. – Прикажешь потрясти этого Мировида? Мы – враз!

– Нет.

Миша покривил губы, старясь не выдать вдруг охватившее его раздражение – слишком уж развеселились ребята, расслабились. С таким настроением на свадьбу да на именины ехать, а не с важным и опасным заданием. Нет, кураж, конечно же, должен быть, но без особых насмехательств, от которых враги кажутся маленькими и смешными. А ведь это может и боком выйти!

– Спешить, братие, не будем. Сперва с Костомарой поговорим, – охолонув всех, сотник тут же напомнил: – Всегда помните: не следует недооценивать врага!

Был ли на самом деле врагом этот несчастный рыбак, вдруг купивший корову? Могло ведь и в самом деле просто повезти – клад нашел или улов продавал выгодно, так постепенно и накопил серебришка… Проверить бы! Однако вот так просто наехать даже на нищего смерда или людина никак нельзя было. Во-первых, земля здесь чужая и воля не своя, а во-вторых, у каждого людина или смерда имеется господин! За землю-то ведь они кому-то платят, с жалобами-челобитными в ноги бросаются… Не-ет, с наскока тут нельзя – тоньше надо, тоньше.

– Ладно, подумаем… – сотник взвился в седло и махнул рукою. – А ну-ка, в путь, вой! К ночи уже у вдовы должны быть. Прибавим-ка ходу.

Вскоре ратники добрались до Гнилого ручья, откуда до сожженной усадьбы оставалось верст двадцать, для всадников да сытых коней – не так уж и много. Можно было, правда, и спрямить путь – пойти вдоль ручья, но там та еще дорожка – и ручей давно пересох, а кругом замшелые камни да буераки, того и гляди – споткнешься да поломаешь ноги. Так что по здравом размышлении подались по зимнику…

Клонилось к закату желтое, с оранжевым осенним отливом, солнце, черные вершины высоких вязов, грабов и сосен скрывали небо. Густой подлесок мешал ехать быстрей, корявые ветки и сучья так и норовили выбить кому-нибудь из всадников глаз, или, по крайней мере, стащить, сбросить с лошади. Быстро – прямо на глазах – темнело, так что скоро станет не видно ни зги.

– Быстрее! – обернувшись, поторопил Миша.

– Там луга скоро, река… – половецкую красотку, казалось, не доставала ни появившаяся к вечеру мошка, ни комары размером с лошадь! Ну, не с лошадь, конечно, но крупные, гады, и злющие – что твои волки!

К новой усадьбе вдовы ратнинцы добрались еще засветло. Артельщики уже поставили срубы, осталось лишь подвести крышу, навесить двери да прорубить окна. Даже частокол уже ставили!