– Вот это ж быстро! – от удивления непоседа Глузд едва не свалился с лошади как только – еще издали – увидал срубы да частокол. – Тут же ж… ничего ж не осталось – пожгли… А ныне… Господин сотник… разве ж можно так? Тятенька покойный как-то сказывал – избу за месяцу ставят, да на сруб – заготовленный лес, подрубленный по весне еще, высушенный… Иначе гниль пойдет… А это… Это – как же? Эвон… Пять срубов… амбар, овин… да вон, у ручья-то еще и банька!
– Быстро, говоришь? – придержав коня на суглинке, Михайла горделиво выпрямился, с таким видом, словно это все он сам лично и построил – буквально за одну ночь. Ну… не построил, конечно, однако руку приложил преизрядно… вернее – серебро и связи.
– В Турове артельщики избы на продажу рубят, – пояснил сотник. – В лесах, чуть повыше по реке. Так что после любого пожара глянь – а город опять стоит! Вот Кондратий наш Епифаньевич племянника, Питирима, послал с серебришком – договорились. Прям по реке срубы и сплавили – вылавливай да собирай. А для сбора охочих мужиков наших наняли… Умеючи-то долго ль избу собрать? Да за день! Особенно – когда платят изрядно.
– Ну, так-то – да-а, – согласно протянул отрок. – И все равно – удивительно. Словно колдовство какое!
– Это называется – грамотное использование логистики и ресурсов, – Миша хохотнул и потянулся в седле. – Ни разу никакое не колдовство. Руки умелые, да ногаты, да куны. А бревна – туровские, хорошие, еще по весне срубили. Думали, пожаров много будет… А тут и мы! Вылежались бревна-то – кондовая сосна! Ошкурили, подтесали, срубы собрали – пометили каждое бревно. Потом разобрали, да в реку… сплавили! А тут и собрали…
– Ну, тогда понятно, – покивал Глузд.
Младшие стражники – первогодки, подогнав коней, тоже подтянулись поближе – любопытствовали. А Миша, видя такое внимание, не унимался, рассказал все, что узнал от Кондратия Сучка, чему и сам научился при строительстве Михайлова городка. Ну, а почему б и не рассказать? Пусть отроки не только воинское дело знают, но и о плотницком ремесле хоть какое-то понятие имеют.
Вот и рассказывал сотник… Девчонки, кстати, тоже навострили уши… и не только они, многим было интересно – плотники своими секретами не особо-то с чужими делились.
– Четырехугольный сруб – основа избы, – рассказывал Миша. – Четыре бревна вместе – венец, все вместе – сруб, клетью еще называют. Из стропил да жердей – крыша, покрывают, сами знаете, тесом да дранкой, да чтоб дешевле – щепой.
– Бывает, еще и соломой, – пригладив кудри, Авраам шмыгнул носом. – И много так…
– Много, – согласился сотник. – Но то – от бедности больше.
Как и очаг по-черному, с волоковыми оконцами и всем таким прочим… времена такие – даже в Ратном далеко не у всех хоромы с печами «по-белому» имелись. Да и рубили срубы пока в основном кругляком – «в обло».
– Крыши до дождей успеют – совсем хорошо! – неожиданно улыбнулась Лана. – А у нас, в великой степи, – кибитки, юрты…
Карие, сильно вытянутые к вискам, глаза степной красавицы затуманились. О чем она думала сейчас, что вспоминала? Верно, больше хорошее… Вечный скрип колес, пряный ветер да бушующий океан трав без конца и без края… А еще – кочевья, стада да каменные бесстрастные девы, истуканы, что стояли по всей степи Дешт-и-Кыпчак. Идолы неведомых древних богов… или все же – слуги Великого Тенгри?
Глузд искоса глянула на степнянку и вздохнул. Красивая! Куда красивее прочих… Потому что – наособицу та красота, не по-здешнему… И оттого как взглянешь – так на сердце вдруг сразу сделается так сладко!
Ах, Лана, Лана… Все ж была б ты своей – было бы как-то легче… Хотя бы знал, к кому сватов засылать. А степнянку у кого сватать? У господина сотника? Так несвободная она – рабыня… А кто рабу в жены возьмет – тому самому рабом быти! По закону – так. А не хотелось бы рабом-то…
Завидев всадников, артельщики тут же бросили работу, встали с топорами за срубами – мало ли?
Вечерело. Поднимались в блекло-синее небо дымы от горящих у срубов костров, пахло печеным хлебом, ухою и еще чем-то вкусным…
Посреди усадьбы был разбит шатер… из которого и показалась Костомара, видать, доложили о чужаках…
Вышла, глянула, щурясь от закатного солнца. Вся из себя ладненькая, тоненькая, изящная, никак не выглядевшая на свои тридцать с лишним лет… И синий варяжский сарафан с тонким затканным поясом и серебряными застежками-фибулами ей очень шел.
Увидев старую свою знакомую, сотник еще издали помахал рукой, покричал:
– Эгей! Свои-и-и!
– Это наши, – узнав, улыбнулась женщина. – Ратнинские мои знакомцы… Ратиборе… распорядись насчет угощения!
– Слушаюсь, моя госпожа.