Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны

…[Изба] здесь на берегу была, Покаянка называлась. Нашли, и может, какие родственники еще объявятся, вот в Покаянку, а потом все равно на кладбище. Это мертвых возле озера, как избушка без окон с дверями, чтобы ни собаки, ни волки не добрались. Избушка, чтобы от всякой защитить. Я ее не помню, мужики говорили, что здесь была. Где-то кто-то умрет — сюда, вдруг где-то разыскивать будут[553].

При этом респондентами регулярно подчеркивалось, что братских захоронений на самом деле гораздо больше, чем числится официально: «Коммунистов свозили в братские могилы», «А остальных (белых, повстанцев) — на кладбище, хоть бандит, хоть кто…», «Трупы сбрасывали в озеро Черное…», «Всех без разбора хоронили в логу…». Таким образом хранится память о большом количестве погибших, места захоронения которых никак не обозначены:

Я слышала, рассказывали… что были созданы отряды и погибших белогвардейцев собирали, разрубали на куски и топили в Черном озере. Такая страшная… Это чтобы никто не разговаривал, чтобы никто не говорил про это[554].

Рассказчики нередко описывали пытки и расправы с сочувствующими советской власти и их последующее погребение в братских могилах. Например, в селах Армизон, Южно-Дубровное, деревнях Гоглино и Новорямово, Жиряково.

Когда восстание подавили, мужиков наших, прадеда моего Лифантия, братья его — там в братской могиле… Их вилами перекололи… А бабушка Надя — она с Меньшикова, у нее девичья фамилия Меньшикова, это с маминой стороны. Она рассказывала, что сестру в амбаре закрыли, на груди звезду вырезали и на спине. За то, что красных поддерживала[555].

Эта же тема отчетливо звучит у ишимского поэта И. Баранникова в его поэме «Ишимский мятеж 1921 года». Он обращается к истории руководителей повстанческих отрядов Г. Д. Атаманова и П. С. Шевченко, описывает подавление мятежа и призывает не терять память о погибших и их захоронениях:

Где те места захоронений?
О всех ли знает наш народ?
Для других, новых поколений,
Вдруг память о тех днях умрет.
А наша с вами есть забота
Не дать сему произойти,
Хоть и нелегкая работа.
Но, все ж, могилы те найти[556]

.

Основным лейтмотивом, который и сегодня воспроизводится большинством респондентов в рассказах о временах восстания, стала тема столкновения с насилием и несправедливостью. Подробных описаний жестокости респонденты старались избегать, но при этом постоянно подчеркивали большие масштабы насилия, громадное количество жертв и существование необозначенных захоронений. В интервью часто повторяли, что определить степень потерь у разных участников событий сложно и что жертвами были все.

Так же как и во многих интервью, в местной публицистике и художественных произведениях о Гражданской войне имеет место парадокс: сочетание мыслей о братоубийственном характере противостояния и о внешнем источнике насилия:

В то время происходили дикие вещи — страшная братоубийственная война: направо и налево, как будто траву, «косили» народ[557].

И злоба зрела, зрела, зрела
И вылилась в мятеж она,
Такого натворить успела
Ведь правил балом сатана.
Отец на сына, брат на брата,
Кто коммунар, а кто бандит,
Людская жизнь стала не свята
И тот погиб, и тот убит[558]

.