Чужое небо (СИ)

Свет в помещении с креслом на этот раз был погашен, скрывая от зорких глаз Барнса далеко не все, но хотя бы часть нежелательных подробностей.

— Будь здесь, я сейчас, — и она просто ушла, оставив двери открытыми, оборудование — доступным, а весь исследуемый материал — незащищенным.

Так не поступают враги, ведь им всегда есть, что скрывать.

«Я такая же Диана, как ты — Солдат».

Баки окончательно запутался в понятиях «хороший» и «плохой». Безнадежно потерялся в понимании того, кто друг, а кто враг. Ему нужны были ответы. Ему отчаянно был нужен тот, с кем он мог поговорить.

— Вот, — она появилась в проеме двери, возвращая солдата в настоящее, ее руки были нагружены охапкой вещей, и первым инстинктом Барнса было кинуться помочь, но, вспомнив кое-что, он передумал. А она словно бы и не заметила его короткого, быстро подавленного рывка навстречу, молча сгрузила ношу на свободный стол, после чего выудила из бесформенной кучи сухое полотенце и быстрым движением набросила ему на обнаженные плечи.

Затем она снова ушла, не сказав ни слова, а вернулась уже в белом халате с хорошо знакомым Баки набором предметов, разве что куда более похожим на врачебный, чем на инквизиторский средневековых времен. Ее руки были в перчатках, но белых, а не черных, как в его воспоминаниях, которые он старательно подавлял, запрещая себе искать ассоциации, еще совсем недавно столь желанные и ценные.

— Нет, — он отрицательно покачал головой, и голос его, хоть и был от редкого пользования хриплый, звучал уверенно. — Не трогай.

— Надо обработать.

— Нет, — повторил Барнс и сделал то, на что прежде не осмеливался еще ни разу — отодвинулся в сторону, сознательно увеличивая расстояние.

Она поняла, она не напирала, лишь поймав его взгляд, тихо спросила:

— Почему?

— Само заживет.

Те, кто нашел его сразу после падения, кто врезал в него этот кусок смертоносного металла, скорее издевки ради, чем по реальной необходимости, говорили ему, бредящему в агонии, шептали что-то про обостренную чувствительность, про нервные импульсы, про увеличенную скорость рефлекторного ответа.

Тогда он ни слова не понял, не выучил теорию, поэтому сегодняшняя практика оказалась плачевной. И он совершенно точно не собирался повторять горький опыт.

— Баки, клянусь тебе, я только обрабо…

— Ты прикоснулась к плечу, как раз на границе — и реакция последовала мгновенно, — он принялся сбивчиво объяснять, сильно сомневаясь, что в нужной последовательности и что его надолго хватит, с его-то коммуникативными навыками, но во избежание очередного инцидента он должен был хотя бы попытаться. — Там чувствительность… намного сильнее, любое касание воспринимается как… как, — Баки очень не нравилось крутящееся на языке слово, но все подходящие смысловые синонимы внезапно вылетели из головы, и ему пришлось озвучить единственное, что осталось, — боль. Металлическая рука реагирует быстрее и… Я не хотел тебя ударить!

Она не принуждала. Но была настойчива в своем намерении, а Барнсу и так пришлось слишком много раз за слишком короткий срок перебороть себя, чтобы у него остались силы на еще один волевой поединок.

— Оно не для тебя, — объясняла она, пока Баки по собственной, как он тщетно пытался себя убедить, воле садился в злосчастное кресло, всеми силами гася в себе волну бесконтрольной дрожи. — Точнее, рассчитывалось оно для тебя, чтобы фиксировать твою руку во время медосмотров, но это планировалось прежде, чем я получила возможность узнать, какие ассоциации оно у тебя вызывает. Я бы никогда… — слух обрезал лязг фиксаторов о металлическую руку, и тотчас все его мышцы спазмически сжались в ожидании чего-то ужасного, к горлу подступила тошнота. — Я не хочу это делать, — не сводя с него тревожного взгляда, она остановилась, на миг задержала раскрытую ладонь над его перекошенным от страха лицом, словно желая утешить прикосновением, но в последний момент передумала. — Ты не должен, обойдемся без…

Но он вдруг распахнул до этого крепко зажмуренные глаза и посмотрел прямо на нее, ей в лицо, и глаза у него стали страшные, почти черные от расширившихся в ужасе зрачков, и в то же время безнадежно потерянные в безысходности, умоляющие громче любых слов.

— Я не хочу тебе навредить, — сказал он подрагивающим, но уверенным голосом и живой рукой внезапно ухватил ее за запястье, словно ища телесного контакта. — Пожалуйста, ты только… не молчи. Говори со мной. Просто… просто, чтобы я слышал.

Массивные замки сработали почти одновременно, надежно сковав железную конечность сразу в двух местах. Лоб Баки покрылся испариной.

— Ты выполнил домашнее задание, — завладев его полным паники взглядом, она улыбнулась светло и искренне, и так тепло, что на одну бесконечно долгую секунду Барнс и думать забыл, где находится и что с ним происходит.