Чужое право первой ночи (СИ)

Ключница обернулась и направилась в мою сторону, не преминув с озорцой мне подмигнуть и пожелать удачи, проходя мимо к лестнице со сцены. Конечно же, нам с Дейраном пришлось посвятить её в наш план, хотя и без лишних подробностей. Мэйми сейчас должна была полагать, что виконтессе Алиан в благодарность за гостеприимство Ле’Куинда захотелось выступить на графском балу, однако она не могла сделать этого явно, под своим настоящим именем, чтобы не допустить лишних сплетен о себе. А потому ей пришлось замаскироваться и притвориться обычной рабыней, к которой ни у кого не возникло бы лишних вопросов.

Впрочем, не от одной Мэйми у нас с графом были секреты. Мы с ключницей тоже хранили кое-какой секрет от Дейрана. И я надеялась, что, благодаря содействию Посвящённой Эльмы, моё выступление стало бы настоящим сюрпризом не только для достопочтенных гостей Его Высочества, но и для него самого.

В установившемся в зале молчании я медленно вышла в центр сцены и ненадолго замерла, позволяя публике рассмотреть себя с головы до пят. Сейчас я была в том же самом платье, в котором в последний раз меня видел Ле’Куинд, однако теперь его дополняла богатая россыпь золотых украшений: тугие браслеты на запястьях, крупные серьги в виде кругов и привычный для образа гунири ошейник, который на самом деле являлся всего лишь широким, заходившим высоко на шею ожерельем, выданным мне Дейраном из его коллекции специально для сегодняшнего вечера. Мои волосы были распущены и уложены волнами, но часть из них была закреплена высоко на затылке, придавая моей причёске необычную для неё пышность. Кроме того, и на голову мою добралось вездесущее золото украшений, неглубоко опускавшихся мне на лоб или охватывавших отдельные угольно-чёрные пряди, отчего мои волосы были будто бы охвачены светящимся ореолом, подобным блеску янтаря в моих сосредоточенных глазах.

Я прекрасно понимала, что выглядела сейчас без преувеличения обворожительно. Уж мы с Мэйми здорово постарались, чтобы это не укрылось ни от кого из гостей Ле’Куинда. И, что самое важное для меня, не укрылось от него самого.

Мне хотелось, чтобы Дей запомнил меня такой. Чтобы воспоминание обо мне навсегда отпечаталось контрастным, чёрно-белым с позолотой образом в его благородном сознании. И чтобы всю оставшуюся жизнь он с горечью задумывался о том, что так и не решился подарить мне больше, чем одну-единственную ночь по принуждению.

Я приблизилась к расположенному неподалёку от меня постаменту, на котором стояла подготовленная Мэйми корзинка, и сдёрнула с неё непрозрачное полотно, укрывавшее её содержимое от посторонних глаз, а затем протянула руку и извлекла те самые спрятанные предметы, которыми и рассчитывала повергнуть всех присутствующих в настоящий шок.

Остро заточенные, лёгкие, словно пёрышки, и чудовищно смертоносные клинки – обоюдоострые кинжалы.

По залу прокатился заметный шёпот, и даже те из гостей, кто был занят своими делами и не обращал внимания не происходящее, невольно повернулись в сторону сцены.

Дейран смотрел на меня тоже. Сначала, в самые первые секунды – с плохо скрываемым напряжением. Однако стоило ему осознать, что на него, как на хозяина бала обратили взгляды многие из приглашённых вельмож, он набросил на тебя привычную для сегодняшнего вечера расслабленность и слегка взмахнул рукой, словно позволяя мне продолжать. Словно именно так и было задумано изначально.

Несмотря на то что я определённо застала его врасплох, он всё-таки доверял мне достаточно для того, чтобы позволить такую несогласованную выходку.

Я вернулась в центр сцены и замерла в причудливом, похожем на тропическое растение изгибе, выставив в сторону через разрез обнажённую ногу. Интуитивно привычным жестом я сложила кинжалы веером в собственной ладони, а затем, не глядя, обратилась к сидевшим в углу музыкантам:

– Начинаем.

И тут, наконец, всё завертелось, словно в первобытном шаманском танце древнего, едва заселившего мир человечества. Дикая, звенящая, несущая в себе прошлое моих далёких предков музыка зазвучала, словно ураган, увлекая меня за собой в хаотическом круговороте движений, заставляя виртуозно вращать кинжалами в собственных руках и перетекать из одного положения в другое, словно я была послушным опавшим листочком, подхваченным обычным для Акроса вихрившимся ветром. Всё моё тело будто бы превратилось в грацию, каждая клеточка стала не более, чем нотой звучавшей вокруг меня музыки, каждый мой выпад, каждая смена положения ярким пятном отпечатывалась в сознании смотревших на меня из зала дворян, складываясь в некую неизвестную для меня историю, которую каждый из них пытался придумать для самого себя и вложить в мои последующие движения, словно у них действительно был какой-то потаённый смысл.