Читаем Чужое сердце полностью

Как только я увидела его в дверном проеме, сердце сжалось. Стивен пришел.

Он, как всегда, пунктуален. Я кладу голову ему на грудь, я хочу почувствовать его близко-близко, почувствовать его запах, у меня зависимость. Я обхватываю его спину руками и ощущаю, что они дрожат, как у женщины сегодня утром в бистро.

От пуловера Стивена еще пахнет его парфюмом – легким, цитрусовым, выветрившимся за день.

– Что с тобой? – спрашивает он, немного удивленный моей позой.

– Ничего… Просто рада тебя видеть… Я купила великолепное вино, гравское [15] , ты пробовал? И пирог из слоеного теста у Пикара. Налить тебе бокал? У меня не получилось открыть бутылку. Чем лучше вино, тем крепче сидит пробка, ты заметил?

Стивен дегустирует – набожно и немного смущенно, это дорогое марочное вино Шато О\'Брион.

– Зачем, ты с ума сошла…

– Захотелось… Я попросила «лучшее в магазине»! Редкостное вино для редкостного мужчины, который редко появляется…

Стивен прерывает меня:

– Да что ты такое говоришь?

– Шучу!

Я напеваю: «Немного юмора и лукавства – вот жизнь Шарлотты!»

– Мой влюбленный виноторговец сделал мне большую скидку. Использую личный шарм…

– Не пей слишком много, – беспокоится Стивен.

Два бокала нектара, не больше, и жизнь снова в розовом цвете. За ужином Стивен между прочим просит меня вернуть ключи от своей квартиры. Ему они нужны на несколько дней, на время приезда его сестры из провинции. Я встаю из-за стола и сразу же вручаю ему ключи, чтобы точно не забыть и чтобы он не попросил их еще раз. Я ни о чем не спрашиваю. Стивен рассказывает мне, что он хорошо адаптировался к новой бригаде. Профессор, который руководит ею, человек обаятельный и очень опытный, и еще у него прекрасное чутье для диагностики сложных случаев.

Стивена удивляет роль интуиции в этой высокотехнологичной медицине. Слушая его, я понимаю, что мне с профессиональной точки зрения сказать вообще нечего, никакого такого животрепещущего проекта. Кроме дубляжа, мой телефонный обзвон ровно ничего не дал. Но сегодня мне плевать на это. Я в задумчивости… Внутри я спрашиваю Стивена: «А что, кроме работы? А как мы? Что станет с нашими спокойными отношениями? Какую частоту ты выберешь для наших будущих встреч? Станут ли они происходить все реже и реже?» Я когда-то посоветовала это одной подруге, которая не знала, как отделаться от навязчивого любовника, она боялась резкого разрыва. Я ей сказала: «Увеличивай промежутки между встречами, постепенно, незаметно, выигрывай день, потом два… приучай его к своему отсутствию, как отнимают от груди».

Что я могу сделать, чтобы сблизить нас, избежать этого мертвого спокойствия? Можно ли на самом деле удержать любовь? Я нервничаю.

Все эти вопросы роятся у меня в голове, и я не могу задать их, не принуждая Стивена к тому, чего он опасается в любовной связи, – к связанности, к необходимости что-то строить, говорить «мы», жить больше, чем в данный миг, больше, чем на время удовольствия. Он хочет остаться свободным, распоряжаться своим временем, чтобы строить карьеру и расти в своем ритме без помех и принуждений. Ему нужна, конечно, любовь, но, если надо выбирать, я знаю, что он выбрал бы свободу. Но какую свободу? Ту, что ведет к одиночеству? И потому я замалчиваю главное, что мучает меня, и предпочитаю избегать любой формы серьезного размышления. «Если слишком во все углубляться, можно не всплыть на поверхность!» – любила повторять моя учительница французского. Я выпиваю глоток великолепного вина и решаю быть сегодня веселой.

– Лимонный торт от Пикара был восхитителен, да? У меня просто талант размораживать, ты не находишь?

– Правда, ты хорошо размораживаешь…

Ангел пролетел. Стивен смотрит на меня и чуть улыбается, он размышляет о чем-то, уткнувшись подбородком в сжатый кулак. Я снова вспоминаю про свои открытия в Интернете и решаю завести настоящий разговор. Я ласково кладу руку на ладонь Стивена, которую он положил на стол, и нарушаю установившееся молчание вопросом в лоб:

– А что ты думаешь про клеточную память?

– Ничего…

У Стивена взять интервью труднее, чем у голливудской звезды.

Я не отстаю:

– И все-таки?

Наливаю себе вина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
50 знаменитых больных
50 знаменитых больных

Магомет — самый, пожалуй, знаменитый эпилептик в истории человечества. Жанна д'Арк, видения которой уже несколько веков являются частью истории Европы. Джон Мильтон, который, несмотря на слепоту, оставался выдающимся государственным деятелем Англии, а в конце жизни стал классиком английской литературы. Франклин Делано Рузвельт — президент США, прикованный к инвалидной коляске. Хелен Келлер — слепоглухонемая девочка, нашедшая контакт с миром и ставшая одной из самых знаменитых женщин XX столетия. Парализованный Стивен Хокинг — выдающийся теоретик современной науки, который общается с миром при помощи трех пальцев левой руки и не может даже нормально дышать. Джон Нэш (тот самый математик, история которого легла в основу фильма «Игры разума»), получивший Нобелевскую премию в области экономики за разработку теории игр. Это политики, ученые, религиозные и общественные деятели…Предлагаемая вниманию читателя книга объединяет в себе истории выдающихся людей, которых болезнь (телесная или душевная) не только не ограничила в проявлении их творчества, но, напротив, помогла раскрыть заложенный в них потенциал. Почти каждая история может стать своеобразным примером не жизни «с болезнью», а жизни «вопреки болезни», а иногда и жизни «благодаря болезни». Автор попыталась показать, что недуг не означает крушения планов и перспектив, что с его помощью можно добиться жизненного успеха, признания и, что самое главное, достичь вершин самореализации.

Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / Документальное