Чужого поля ягодка

— То сгоряча вы бы порешили всё наше племя и парочку соседних! — подхватил он. — Я уже убедился, что и вместе, и поодиночке вы способны очень на многое. Особенно, если каждый из вас уверен, что другой жив.

«Сам-то в это веришь? — укорила она. — Ошибкой была вся эта ваша затея. Заметь — мы никого не трогали, шли себе… А тут вы… Ну и… А если кто и пострадал, то случайно! — вспомнив горящий берег, поспешила добавить она. — Что вам взбрело в головы нападать на нас?!»

— А вы бы согласились у нас погостить добровольно?

«Так это было приглашение?! Странный способ звать в гости».

— Способ отклонять приглашение тоже… ничего. Где ж такому учат?

«Жизнь и не такому научит, — буркнула она. — Так всё-таки — зачем?»

— Ну… считай, что мне захотелось познакомиться с тобой покороче.

«А ничего, что я некоторым образом замужем?»

— Ничего, — уверил он. — Я не ревнив. А если серьёзно, то я должен, конечно же, извиниться за неуклюжие действия моих подданных. Узнав, что Вождь в кои веки наконец-то обратил внимание на некую молодую особу, эти обалдуи решили порадовать меня, ну и перестарались. Тем более, что и соседнее племя на вас жаловалось. Будь я дома… Но меня не было, и всё вышло так, как вышло, — с досадой закончил он. — Ну, зато они получили хороший урок. Ты простишь меня за них?

Миль, слегка обалдев от такого оборота, растерянно пожала плечами. Вообще-то она ведь тоже здорово потрепала горцев…

— Будем считать, что простила? — улыбнулся он вполне обаятельно. — К тому же, у одиннадцати взрослых здоровых мужчин в результате боя не только прибавилось шрамов, но и пропало их личное оружие. Большего позора трудно придумать. По Закону они теперь — когда поправят здоровье — должны будут покинуть племя и не смеют возвратиться, пока вновь не заслужат право на оружие, как сопливые пацаны… А куда, кстати, ты дела-то одиннадцать ножей?!

«Да куда я могла их деть? Не в карманы же сложила… Которых у меня всё равно не имелось — были на мне шорты с майкой, так твои люди, помнится, избавили меня даже от них… Как ещё косу не оторвали, уроды… Так что пусть хорошенько поищут там же, на месте…»

— Ты их милуешь? — удивился он.

Она слабо махнула рукой:

«А что — и милую. Эти одиннадцать хотя бы не принимали участия в побоище. И никакого вреда не нанесли ни мне, ни моему мужу…»

— А зачем же ты вообще так развоевалась-то? — полюбопытствовал Вождь. — Неужели надеялась победить?

«Честно?»

— Да хотелось бы, — усмехнулся он.

Она помолчала, посопела, но ответила:

«Если честно — надеялась, что пристрелят… — и сварливо потребовала: — Могу я уже получить свою одёжку назад?!»

Он покачал головой:

— Э… боюсь, от неё мало что осталось… разве что бельё…

«Что, неужто на сувениры растащили?! — съязвила она. — Ладно. Пусть оставят себе…»

— Если тебя устроит одежда Горного Племени, можно будет подыскать что-нибудь в качестве компенсации.

«А меня это ни к чему не обяжет?»

Он опять удивился:

— С какой стати?

«Ну, кто знает, что у вас за… обычаи», — осторожно ответила она. Чуть не ляпнула: «что у вас за тараканы» — вряд ли он бы её понял.

— Ваши обычаи запрещают носить одежду чужого племени?

Он смотрел на неё выжидающе, и, чувствуя всё большую усталость, она сдалась:

«Ладно. Уговорил», — и опустила тяжелеющие веки.

— Да, всё хотел спросить — а что у тебя за странная реакция на парализат? Доза-то была — детская, можно сказать…

«А… аллергия у меня… на всё подряд…»

— Че-его-о?! — поразился он. — Что у тебя? Лет триста не слышал этого словечка… На что конкретно?

Но она уже засыпала, и не ответила.

Ей снилось, что она нежится на пляже возле дома… Солнце текло рекой, обрушивалось водопадом… И всё было хорошо, пока небо не заслонила огромная сизая туча, и на пляже сразу стало сумрачно и зябко, потянул колючий хиус…

— Да, я, пожалуй, ошибся… — задумчиво произнёс низкий, в хрипотцу, голос.

Миль открыла глаза, потянулась… И немедленно укрылась одеялом по самый нос — рядом, покачиваясь с носка на пятку, высился зеркальнокожий зеленоволосый… А-а, так это же наш гостеприимный хозяин…

— Да я это, я… — проворчал он. Из-за низкого тембра фраза походила на рычание. — Ошибся, говорю. Поторопился с утверждением, что ты ведёшь себя одинаково во всех состояниях. Вчера ты, бодрствуя, постеснялась принять предложенное, а сегодня, едва заснула, отняла это силой.

«Я — что…?!»

— Да не смущайся. Ничего страшного не случилось. Подумаешь, подпиталась немножко. Я сам за процессом присматривал. Как самочувствие?

Миль прислушалась к своему телу, пробежалась внутренним оком…

«Бывало и лучше… — тёмных областей не стало меньше… Но и больше их тоже не стало. Болячки на руках-ногах уже затянулись, и восстанавление продолжалось вовсю, о чём свидетельствовала обычная в таких случаях почесуха… Коричневые корочки сразу же отлетали под её нетерпеливо скребущими пальцами. — А Бен как?»

— Здоров твой Бен, — отмахнулся Гийт Горный Вождь. — Или почти здоров. Во всяком случае, жрёт, когда не дрыхнет — за вас двоих. Но я бы предпочёл, чтобы ты поела сама.