Чужой для всех

— Да, Франц, к сожалению и обер-лейтенант Рикерт оказался негодяем. Он топит тебя, чтобы получить твою должность и командовать батальоном.

— Вот оно что? Я был о нем более высокого мнения. Он еще фляжку мне с коньяком подарил на прощание, рассчитывал, что я не вернусь. Какой же он лицемер и мерзавец.

— Разбираться надо лучше в людях, майор, — упрекнул Франца генерал. — Быть более осмотрительным в разговоре с подчиненными. Это тебе урок на будущее. Ладно, пойдем дальше. Еще не все потеряно. Кляйст не передавал собранное досье на тебя в полицию безопасности. Он боится меня. Я с ним сурово поговорил. Но что будет завтра, и что стукнет в голову этому профи от Абвера, я не знаю. Если он даст ход этим кляузам, то тебя могут арестовать.

— Как же так, дядя Гельмут? — возмутился Франц. — Я кавалер «Рыцарского креста», «Железного креста», воюю с 1940 года, имею ранения и личные заслуги перед отечеством, и меня могут необоснованно арестовать? Арестовать безвинно, как это делает СМЕРШ у русских? Не могу в это поверить.

— Война идет, Франц, не забывай. Положение складывается не в нашу пользу. Нервозность в Генеральном штабе и Ставке накалена до предела. Все может быть, тем более, что фюрер не доверяет адмиралу Канарису и его людям. Абвер с его мощнейшей структурой переподчинен СС. Кляйст из кожи лезет, чтобы выслужится перед Службой безопасности и Гестапо. И ты для него козырная карта. На тебя он хочет повесить все свои неудачи и огрехи отдела. Тем более, есть белые пятна в твоей биографии, которые ты скрывал даже от меня. Поэтому, — генерал громко стукнул ладонью по тумбочке, — ты все сейчас выкладываешь о русской женщине из поселка Поляниновичи, а я подумаю, как тебе помочь. Это очень серьезно, Франц. Я не шучу. Я не прощу себе, если что-то случится с тобой.

— Хорошо, я согласен, — Франц был бледен и подавлен услышанной от генерала информацией. Он чувствовал начинающийся приступ головной боли. Ему захотелось поскорее все рассказать, что хочет от него дядя и замкнуться, побыть одному со своими мыслями.

— Летом 1941 года, — тихо начал говорить он, — когда наш 24-й моторизованный корпус стремительно продвигался на восток, меня отправили в одно село подобрать дом под штаб корпуса. Село называлось Заболотное. Волей судьбы, там произошло знакомство с одной девушкой. Она прекрасно говорила на нашем языке, была умна и необыкновенна красива. Ее звали Вера. Поэтому и операцию я предложил назвать «Glaube» – Вера. Прошло уже три года после этой первой встречи, а я до сих пор удивлен, как в том захолустном маленьком селении мог расцвести такой божественный цветок. Я полюбил ее, дядя, больше жизни и готов был женится на ней. И, главное, мама дала мне на то согласие.

— Как, твоя мать, фрау Берта, знала об этом?

— Да, дядя Гельмут. Мне пришлось написать письмо домой, и получить от нее благословение.

— Хорошо, — генерал покачал головой, — что было дальше?

— Когда я приехал в августе за Верой, чтобы увезти в Берлин, то родственники спрятали ее от меня. Поиски результатов не дали. Я озверел. Хотел застрелить ее брата. Это он все подстроил. Я хотел даже сжечь деревню, такое было состояние злости и отчаяния. Но вы понимаете меня, я не так плохо воспитан, чтобы сжигать и убивать ни в чем не повинных людей. Тем более был 41-й год, когда мы верили, что несем демократию и свободу русским крестьянам. Это были мои личные проблемы. И они касались только меня. В общем, пришлось возвращаться восвояси. Да и времени было мало. В Смоленске шли жестокие бои. Меня отпускали в отпуск только в случае женитьбы. Но свадьба, увы, не состоялась.

После этих слов Франц замолчал. На его лбу от волнения выступила испарина.

— Тебе плохо, Франц. Может доктора позвать? — остановил его Вейдлинг.

— Не надо, дядя Гельмут. Пройдет, — Франц взял с тумбочки стакан с водой и отпил несколько глотков. — Мне уже лучше…

— Во время операции «Glaube», — продолжил он разговор, — мне представился случай, вновь встретиться с Верой. И я им непременно воспользовался. Меня потянуло к ней как магнитом, до умопомрачения. Я проложил маршрут возвращения экипажей через поселок Заболотное. Я молил бога, чтобы Вера была дома. Мое обожженное сердце летело к ней в это село, — Франц глубоко вздохнул и стер с лица набежавшую слезу, — извините, дядя. Это от воспоминаний. В общем, я встретился со своей мечтой, своей единственной принцессой Хэдвиг и потерял ее навсегда. Ее убило осколком…

Глаза Франца потухли. Он замолчал, но через мгновение, что-то вспомнив, его лицо прояснилось, и из уст вырвалась радостная новость, — у нас родилась дочка, дядя Гельмут! — Франц заулыбался, забыв о навалившихся проблемах, о головной боли и в порыве воспоминаний и нахлынувшей душевной теплоты непроизвольно сжал руку генералу. — Вы понимаете, у нас родилась девочка! — тот не отстранялся и ничего не говорил. Ему были приятны эти мгновения родительской близости. — Я ее видел, она очень похожа на мать. — Франц светился от воспоминаний о дочери…