Чужой для всех. Книга 3

— Поверь, дорогая, — Айк обнял Кей. — Я страдаю не меньше тебя, что не могу быть всегда с тобой. Но так надо. Такова жизнь главнокомандующего. Я не принадлежу себе. Я принадлежу Штатам. Это не бравада, Кей. Это мои реалии, — в голосе слышалась тревога.

— Хорошо! Как скажете, господин генерал армии. Тема закрыта.

Айк скривился.

— Еще по стойке смирно стань! Не ерничай. Мы знакомы более двух лет.

— У тебя неприятности, Айк?

— Почему ты это спрашиваешь?

— Чувствую по голосу, по настроению.

— Не знаю. Предчувствие плохое. Сегодня заходил генерал Стронг с докладом. Просмотрели все наши позиции. Готовим наступление. А предчувствие плохое.

— Айк, ты доверяешь Стронгу?

— Почему ты поставила так вопрос? — Эйзенхауэр насторожился, приподнялся с подушки.

— Почему?.. Да потому что он напыщенный гусь. Его машинистки так называют.

— Его не надо любить. Он требовательный и знающий дело генерал. У тебя с ним произошел конфликт?

— Нет, нормально. Просто спросила, — Кей на секунду отвернулась, сглотнула обидный комок, подкативший к горлу. В ирландской свободолюбивой душе кипели обида на Айка и гнев на упыря Стронга. Но она сумела подавить вырывавшиеся эмоции. Идет война. Надо держаться. — Что-то душно. Открой, пожалуйста, балкон.

— Хорошо. Ты в порядке?

— Да, милый, не беспокойся. Со мной все хорошо. Я прежняя Кей.

— Замечательно.

Щелкнули шпингалеты. Сырой декабрьский воздух ворвался в спальню.

«Рано туманы пошли, — подумал генерал. — До Рождества продержатся. Надо поговорить с Теддером, пусть готовит самолетный парк. Самое время… Однако зябко…»

— Будем спать! — генерал нырнул в постель, отвернулся от Кей.

— Спать? Нет, милый генерал. Не спать! — игриво улыбнулась девушка, стянув с него одеяло. Свежий воздух взбодрил ее, отодвинул вглубь душевные переживания. — Я обещала сделать тебе массаж. Ложись на спину.

Кей вскочила на Айка, как лихая амазонка, и сжала бедрами.

— Сегодня ты в моей власти, а не во власти войны. Думаю, это гораздо приятнее, чем общаться с Монтгомери. Кто знает, удастся ли еще вот так свободно быть в роли неформальной жены генерала Эйзенхауэра.

Кей грациозно выгнула спину и обожгла Айка налитыми прохладными сосками…

…Раздался тревожный длительный звонок. Кто-то незамедлительно требовал главнокомандующего. Настырное дребезжание повторилось. Когда телефон зазвонил третий раз, в белоснежной спальне Людовика XIV подняли трубку.

— Генерал Эйзенхауэр, слушаю. Что?.. Когда?.. Немедленно машину в Версаль!..

ГЛАВА 2 3 декабря 1944 года. Бад-Наухайм. Земля Гессен. Германия. Штаб Западного фронта. Совещание Гитлера

Сечет колючий декабрьский дождь. Дворники вездехода исступленно сбивают ледяные струи. Второй час, попав в непогоду, машина с номерами генштаба сухопутных сил пробивается на юго-запад в сторону Бад-Наухайма.

Рядом с водителем «Хорьха» старший лейтенант вермахта. Воротник приподнят, фуражка заломана. Взгляд жесткий, сосредоточенный. Он ссутулился из-за высокого роста, прижался к холодной двери. В руках офицера карта дорог земли Гессен.

Приземистый унтер-фельдфебель с залихватским чубом уверенно крутит баранку. Время от времени искоса поглядывает на офицера. Заговорить боится. Ганс Клебер — новый адъютант, не любит беззаботной болтовни.

«Дорога утомительная, напряженная, а словом переброситься не с кем, — вздыхает Криволапов, размышляя в пути. — Командир на заднем сидении беседует с генералом. А этот, — Степан вновь скосил взгляд на адъютанта, — немецкий глист, как сыч сидит. Хоть бы слово сказал, подбодрил. Тычет носом в карту, словно дятел. Он ему сразу не понравился. Долговязый, суровый. Почти не говорит. Тоска. Ну и погодка, ешкин кот, — Степан ладонью провел по запотевшему стеклу. — Когда дождь закончится? В Тамбове, наверное, настоящая зима. Снег лежит. Сугробы. Красота… Бежит время, как эта дорога. Скоро Новый год. Четвертый год войны. Страшно подумать, наступает 45-й… — Степан зевнул. Слипаются глаза. Мысли плывут беспорядочно. — …Сколько лиха хлебнул, а живой… Тройка русская с бубенцами. Обязательно прокачу Николет… Как она там, зазноба моя? Говорили, американцы в Ницце хозяйничают. Ни письма написать, ни ответа получить. Мы еще скинем их в Адриатику. Адриатика? Вот подумал, что это такое?.. Какая девушка! Какая грудь — сдобные булочки. Француженка, а по отцу русская. Я сразу разгадал нашу кровь. А как целуется!» — Криволапов на секунду прикрыл глаза, рот растянулся. Тут же получил толчок в бок.

— Не спать, сержант, не спать.

«Не нравится новый адъютант, ох, не нравится, — заиграли желваки на скулах. Пальцы впиваются в баранку. Нога притапливает газ. — Бля… поворот!»

Глаза по яблоку. Визжат тормоза… Занос… Машина, как волчок, закрутилась на трассе.

— Тормоза отпускай. Тормоза! Влево выворачивай! Влево, говнюк! — бас Михаила, словно из иерихонских труб, разнесся над головой водителя.

— Что? — Степан оцепенел. Сердце не бьется. Руки и ноги не повинуются. Вездеход несется в сторону глубокого кювета.