Последние несколько дней Бессарион старался ни во что не вмешиваться. Наблюдал со стороны. И всё время видел в Оланде какую-то скованность и двойственность.
Вот он искренне смеётся, довольный, радостный, спокойный. Они с Анной на заднем дворе стреляют по тарелкам. Вернее, Анна их подбрасывает, а Ригг стреляет. И ведь как она ни усложняет ему задачу: и бросает неожиданно, и обманным манёвром меняет направления, кидая не туда, куда якобы целилась, парень ни разу не промахнулся.
Но вот кто-то словно подталкивает его в спину, словно он не хотел, а вспомнил, что невесту нужно поцеловать. И неумело, слюняво (фу, Бесс в эти моменты предпочитал отворачиваться) начинает терзать её губы.
Боится показать свою неопытность? Компенсировать её пылкостью?
В бумаге, что Бесс получил, значилось, что Ригг Оланд закончил Военный Пансион — учебное заведение для мальчиков — в звании поручика с блестящими отметками, но продолжить военную карьеру младшему сыну не позволил отец: хватит одного военного, заявил он. Дела семьи требовали воспитать наследника, и градоначальник сам взялся натаскивать сына, отправляя по разным поручениям. И наставник сына Ирс Марлок, кетлорд и советник, оказался очень кстати.
Но Военный Пансион — не монашеский орден, как Пансион у девочек. Кто же запрещал Риггу тренироваться? Посвататься ума хватило, а набраться опыта нет?
Но факт оставался фактом: стрелял Ригг Оланд лучше, чем целовался. А камень на груди Анны посылал Бессу устойчивые сигналы счастья, когда Ригг был с ней рядом. И Бесс не лез.
— Крольчонок мой, — хриплым болезненным голосом позвала из спальни Оранта.
Бесс не пошевелился. Если надо, придёт сама. И можно было на пальцах одной руки пересчитать секунды, которые коронессе понадобились, чтобы подойти и сзади обвить его шею руками.
— Я сотни раз говорил, что, если тебе нужен в постели любовник, а не беспомощный щенок, не зови меня так.
— Ах, прости, прости, мой матёрый неутомимый кроль, — поцеловала она его в щёку. — Но пойдём уже в коечку. Я соскучилась, — капризно выпятила она губы для поцелуя.
— Я занят, — встал Бесс.
После того как она обкурилась в хлам и изображала мигрень, Оранте так понравилось быть болезненно-чувствительной, разговаривать вялым голосом убитой скорбью вдовствующей коронессы, что она начала практиковать это и с Бессом. И хоть, забывая свою новую роль, орала и стонала под ним так, что её слышала, наверно, вся Пелеславия, эти сюсюканья в остальное время бесили его неимоверно.
Но на счёт дел он не врал. После приезда Марлока Ригг Оланд стал ещё более странным. Каким-то нервным, испуганным, озабоченным. И сегодня, в последний день лета, когда по местным обычаям нужно лечь в постель пораньше и после захода солнца плотно закрыть все двери и до утра их не открывать. Сегодня в сгустившихся сумерках Бесс решил навестить Марлока и вытрясти из него не только всё, что он знает об Оланде, но, если понадобится — душу. И никто ему в День Прощания не помешает, суеверия в Пелеславии сильны как нигде, все сидят по домам за закрытыми дверями.
— Бесс! — топнула ногой Оранта. — Тебе нельзя уходить. Даже открывать дверь. Сегодня какой-то там судный день.
— Я бы сказал, что мне нельзя было приходить, — натянул он вязаный свитер, что предпочитал всем кафтанам, камзолам, сюртукам, рубашкам и жилетам, которые вынуждали его носить приличия. — Но с чего ты взяла, что я буду открывать двери?
Он сел на подоконник второго этажа, но, прежде чем перекинул наружу ноги, Оранта успела его остановить.
— Ты не можешь оставить женщину неудовлетворённой, — уселась она на его колени, задрав юбку. И засунула под неё его руку. — Видишь, как я хочу тебя?
Меж её ног действительно было горячо и влажно. Но для Бесса это был не повод останавливаться.
— Воздержание в такую ночь пойдёт тебе на пользу, моя ненасытная, — щёлкнул он по припухшему бугорку желания Её Бесстыдство, и она взвилась, подпрыгнула как кошка на раскалённой крыше и разразилась проклятиями.
Сиганув вниз, в заросли, Бесс слышал, как она швыряет мебель, но то, что легко даётся, женщины слишком быстро перестают ценить. И не будь она коронессой самой могущественной на континенте страны, что давало ему немало преимуществ и удобств, Бесс давно бы про Оранту забыл. А она, похоже, строила на него большие планы, и ему даже было интересно к чему это приведёт.
Марлок занимал покои в две комнаты на первом этаже в самой удалённой части имения. Когда-то, в детства Бессариона, здесь находилось крыло для прислуги.
Отец приехал с ним по делам к Ларсу Тру по странной случайности в тот день, когда его жена как раз вот-вот должна была родить Анну.
Опираясь руками, она с трудом присела на лавочку из рубленных пополам сосновых стволов, что теперь давно уже сгнила.
"Лавочка стояла вот здесь, — посмотрел Бесс под ноги и оглянулся в темноте к новому дому для прислуги, что построили позже. — Тогда там просто был цветник".
Тогда жена Ларса попросила Бесса позвать Иву.
— Как тебя зовут? — подозвала она его рукой.
— Бессарион Бриар, — гордо выпалил младший сын корона Пелеславии.