Чужой, плохой, крылатый

Ригго попытался её обнять, но Анна мягко отстранилась. Почему-то сегодня её раздражали его объятия. И поцелуи. Даже известие, что он на днях должен уехать, не привнесло в её душу никакой паники или тоски.

"Мне надо от него немного отдохнуть", — даже подумала она. Слишком уж быстро всё понеслось. Слишком уж много его вдруг стало. И нет, она не сомневалась, что любит Ригго. Не боялась, что передумает. Просто немного от него устала и хотела побыть одна.

Анну с самого обеда сегодня всё раздражало. Вот как стали служанки обсуждать какого рода связь между Бриаром и коронессой, тогда настроение у неё и испортилось.

А может всё дело в наступающих "женских днях". Она с утра чувствовала, как тянет живот. Как перестало радовать всё. Даже о подготовке к свадьбе сегодня Анна не хотела слушать. Хотя до этого с жадностью внимала каждому слову. Про белые попоны и плюмажи, что наденут на чистокровных аззирийских лошадей из конюшен верна Пасса. Про свадебных лебедей, что уже заказали откармливать к праздничному обеду. Про дом в Арате, что пред Оланд-старший дал распоряжение обновить и заново обставить. Про лучшую портниху Энта, её ждали со дна на день для заказа подвенечного платья. Всё это казалось Анне сегодня каким-то хлопотным и безрадостным и ей неприятно стало об этом думать. Хотя началось это ощущение даже раньше сегодняшнего утра, с приезда Её Могущества.

После разговора с коронессой тётя Санти даже всплакнула. Та уж наверняка отыгралась на несчастной за всё: и что не предупредили, и что помолвку организовали у неё за спиной, и даже пригрозила что отменит вручение сьеру Оланду титула верна и останется Анна женой преда, то есть предессой, а не дочерью верна королевских кровей, уж она об этом позаботится.

— Не печальтесь, сьерита Сантиверра, — успокаивал тётю верн Пасс. — Вряд ли её могущество будет вносить в законодательство такие поправки из-за пустой обиды. А согласно нынешним законам этот брак хоть и морганатический, и сьер Оланд не может унаследовать титул от жены, но и жена не может утратить свой, и дети её будут носить титул матери, а не отца. Иначе коронессе и самой придётся уступить трон будущему супругу. Ведь закон престолонаследия и любого другого наследия в стране един.

— Ах, вы бы её слышали, сьер Пасс, — тёрла уголком носового платка красные от слёз глаза тётушка. — А ведь она сама пригласила сьера Оланда на тот обед, сама предоставила Анне право выбирать, но кто же знал, что не выбор будет ей неугоден, а что право выбора она оставит за собой.

— Не печалься, милая моя Санти, — обнимала её Анна. — Ведь всё обошлось. И всё уже решено.

— Ох, не знаешь ты нашу Оранту. Она ведь вроде простит, но обиду надолго затаит. Кабы чего с подготовкой к свадьбе не вышло, — качала она головой да вздыхала.

Именно про злопамятность коронессы почему-то вспомнила Анна, когда прямо там на лужайке, среди отгоревших шутих начались танцы.

Весело играли музыканты. Ярко горели цветные фонарики, развешанные на столбах. Дружно стреляли пробки, и шипящие струи игристого напитка наполняли и наполняли бокалы. И уже третий раз Оранта буквально выхватывала из рук Анны жениха и уводила танцевать.

Ригг беспомощно оглянулся. Но коронесса, смеясь, положила его руку на свою талию:

— Не ревнуйте, моя милая, он достанется вам на всю оставшуюся жизнь, а мне — всего лишь на этот танец.

И слуги снова подлили в бокал Ригго шипучее Пелеславское.

— Ревнуйте, ревнуйте, моя милая, — прозвучал у Анны над ухом знакомый голос и сьер Бриар протянул Анне бокал. — Немного ревности в отношениях, как и игристого вина на празднике никогда не повредит.

— Я не буду, — мягко отказалась Анна.

— Конечно, будете. Когда же ещё, если не сейчас. Кто знает, сколько таких весёлых вечеров осталось у вас до свадьбы. Один? Два? Или ни одного? А там будете беременеть, кормить дитя, опять беременеть. И так всю жизнь, не до глупых маленьких удовольствий.

— Сегодня все словно сговорились говорить мне гадости, — фыркнула она, но бокал всё же взяла.

— Ничто так не помогает от дурного настроения чем лекарство, что вы держите в руке, — легонько подтолкнул он бокал за донышко.

Она глотнула. Сладко. И пузыри слегка пощипывали во рту.

— Его производят в Пелеславии по старинным рецептам более двухсот лет.

— Вкусно, — сделала ещё глоток Анна. — Жаль, что я так плохо знакома с традициями родной страны.

— Вы были слишком малы, чтобы отец успел рассказать вам о напитках, — улыбнулся Бесс. Его зубы так ярко и так красиво блеснули в темноте. И он стоял так близко, что Анна чувствовала, как от него пахнет. Хуже того: ей нравился этот запах. Она даже прикрыла глаза, чтобы его вдохнуть. В этот момент он шагнул к ней ближе, видимо, кого-то пропуская, и она прислонилась к его груди. И услышала, как резко, коротко он вдохнул от этого прикосновения. Как дрогнула его грудь под тонкой рубашкой. Как он замер, словно давая ей время самой решить: остаться здесь, на его груди, как ей почему-то нестерпимо захотелось, или уйти.