Чужой своим не станет

– Сапожником, – с затаенной гордостью отвечал Елисеев. – И не просто сапожником, а очень хорошим сапожником! Если бы ты знал, какую обувь я буквально с того света вытаскивал! Бывает, придет ко мне какой-нибудь мужичонка. Так и так, говорит, купил я новую обувь, а она мне пятку натирает. Измучился. Хожу и хромаю… Не мог бы ты мне старую починить, я, говорит, в ней пять лет хожу и ни на какую другую не поменяю. А я погляжу на эту обувку, а ее в гроб надо класть и свечку ставить. Ну что тут делать? Приходится уважить клиента. Зато потом он мне так благодарен! Так что в своем деле я – Паганини, можно сказать.

– А кто это такой, товарищ младший сержант?

– Скрипач такой итальянский был. Виртуоз! Я о нем книжку до войны читал. В моих руках любая обувь заиграет! Меня ведь хотели сначала к «бездельникам» определить, в сапожную мастерскую. Да я отказался. На передовую хотел. А кем ты до войны был?

– Пастухом, – отвечал Курбатов, – лошадей пас. Нравились они мне. Сам я с Южного Урала, из Башкирии.

– Вот оно как… А после войны кем будешь?

– Председателем колхоза, – уверенно проговорил Курбатов.

– Только ведь для этого учиться много нужно.

– А я учебы не боюсь, я люблю учиться.

– Ты осилишь, – поддержал младший сержант, – выучишься, а там и председателем колхоза станешь.

Неожиданно поблизости хрустнула ветка, и из-за кустов на них вышли два красноармейца и капитан, сопровождавшие двух военнопленных в немецкой форме – крупного лейтенанта с мускулистыми руками и рядового – худенького, жилистого, с остроносым лицом.

Побросав цигарки, Елисеев с Курбатовым мгновенно вскочили с места, наставили на подошедших автоматы:

– Стой! Кто идет?

Шедший впереди капитан доброжелательно улыбнулся, показав крепкие белые зубы.

– Ага, пост! Все правильно, нас предупреждали. Два дня плутаем. – Соблюдая дистанцию, он вытащил из нагрудного кармана гимнастерки документ и продемонстрировал его дозорным: – Капитан военной контрразведки СМЕРШ Одинцов. – После чего сложил удостоверение и аккуратно упрятал его на место. Продолжая доброжелательно улыбаться, обратился к Курбатову: – Ты автоматом-то не шибко тряси, а то он и пальнуть может… А вот предписание начальника управления СМЕРШ Первого Белорусского фронта генерал-лейтенанта Зеленина. А в нем отмечено, что всем военнослужащим надлежит оказывать группе капитана Одинцова всяческое содействие.

– Разрешите взглянуть на документ? – попросил младший сержант Елисеев.

– Ваше право, товарищ младший сержант, – охотно согласился капитан. – Пожалуйста!

Елисеев взял удостоверение. Внимательно его осмотрел. Ничего такого, что могло бы насторожить. Печать четкая, просматривается каждая буква; подпись на месте – размашистая, угловатая, именно так расписывается генерал-лейтенант Зеленин.

Елисеев вернул предписание, капитан аккуратно свернул его и положил обратно в нагрудный карман.

Что-то во внешности жизнерадостного капитана младшему сержанту Елисееву не понравилось. Ощущение было на уровне инстинкта, что позволяет распознать в хаосе вещей серьезную опасность. Но оно незримо ускользало, за него невозможно было зацепиться. А может, все дело в холодно-надменном взгляде, с которым смершевец посматривал на бойцов? Все это – субъективно, тут дело в другом… У всех пятерых – чистые сапоги, как будто они только что вышли из реки! А ведь офицер сказал, что они два дня по лесам плутают, за это время обувь должна была изрядно испачкаться. Кругом ведь грязь да болота!

– Ну что, прощевайте, – бодро произнес капитан и кивнул слегка отставшей группе. – Чего застыли? Идем дальше.

– Товарищ капитан, а откуда вы этих немцев ведете? – спросил Елисеев, заставляя смершевца приостановиться.

– Какой же ты все-таки нудный, боец, – с веселой усмешкой отреагировал капитан Одинцов. – Это, конечно, военная тайна, но тебе могу сказать… примерный район. Двадцать четвертый квадрат. Сигнал поступил о парашютистах… Хорошо вовремя подошли, а то они могли бы и уйти. Тогда пришлось бы по всему фронту их разыскивать! – кивнул он на двух унылых фрицев, находящихся под охраной автоматчиков. – Правда, третьего застрелить пришлось, уж слишком прыткий оказался.

Бумагу капитан Одинцов продемонстрировал серьезную, позволявшую ему действовать в пределах всей прифронтовой зоны. В какой-то степени такая дозволенность была оправданна оперативной необходимостью, потому что выслеживать и выискивать диверсантов приходится во всех квадратах.

Немцы стояли смирно, терпеливо ожидая окончания разговора, торопиться им было некуда.

– Вот только я чего-то не пойму, товарищ капитан, а чего это им вдруг десантироваться в немецкой форме? Тут ведь давно немцев нет. Зона-то прифронтовая, не шибко в ней походишь. Раньше Абвер похитрее действовал.