Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

«Девочка попросила у старшего брата рассказать ей о жизни, на что брат ответил: «Всё это фигня!»

«В Иерусалиме группе туристов рассказали о деве Марии и непорочном зачатии. Туристы не поверили и снисходительно улыбались. Когда же речь зашла о пророках, туристы поверили и нисколько не улыбались».

Виктор выключил транзистор и вернулся к «Фиату» журналистки Риты Майской. Та, откинувшись на спинку сиденья, слушала музыку.

Виктор постучал по капоту.

– Входи! – сказала девушка.

Опустившись на сиденье, Виктор кивнул в сторону приёмника, спросил:

– Что это?

– Бизе.

– Который Кармен?..

– Можно и так, – сказала журналистка и убавила звук.

А тут въехал тендер с тремя девушками и двумя парнями.

– Я скоро, – сказал Виктор, выбираясь из «Фиата».

Одна из девушек сидела за рулём.

– Полный бак! – сказала она.

– Туда? – осторожно спросил Виктор, кивнув на запад.

– Туда!

Виктор залил бак, вынул шланг и вернул крышку бензобака на место.

– Удачи! – сказал он.

– Ладно! – ответила девушка, которая сидела за рулём и выставила большой палец.

С юга непрерывно прибегал жаркий ветер.

В кармане брюк запел мобильник: «То-ре-адор, сме-ле-е-е-е в бой!»

– Не спишь? – спросила Анна.

Виктор сказал:

– На работе спят не все.

Анна подышала в трубку, потом прошептала:

– Некоторые и не на работе не спят.

– Ты звонишь, чтобы сказать об этом?

Анна помолчала.

Виктор помолчал.

– Как ты? – спросила Анна.

– Хреново!

– Почему не обратишься к доктору?

– Обращался! – сказал Виктор. – Померив у меня давление, доктор отвёл взгляд в сторону, и я заметил, что у него было очень озабоченное лицо. Осторожно, даже с тревогой в голосе, я спросил:

– Доктор, вы тоже считаете, что я охренел?

– Сто тридцать пять на сто, да и пульс девяносто восемь… – ответил доктор.

Глотнув слюну, я с ещё большей тревогой заметил:

– Может, старый я?

И тогда доктор оттянул на моих трусах резинку и сказал: «Нет ещё!»

– А как же сто сорок на сто тридцать? – спросил я.

– Постой под холодным душем, – посоветовал доктор.

– Ладно! – пообещал я, надевая брюки. – Так я не старый?

– Ещё нет! – сказал доктор. – Думаю, у тебя это депрессивное…

Я сказал:

– Доктор, мне этого не надо!

Доктор молча развёл руками.

Тогда я спросил:

– Что если душ не поможет? Как мне из этого ужаса, который сто тридцать на сто и пульс девяносто восемь, выйти?

Жалобно взглянув на меня, доктор сказал:

– Постарайся полностью окунуться головой в свою работу.

– Это поможет? – спросил я.

– Должно! – ответил доктор. – Если только ты не гинеколог…

Анна помолчала. Потом рассмеялась. Потом спросила:

– А в паспорт доктор заглядывал?

– Только в… Впрочем, разглашать врачебную тайну не стану.

– А что ты делаешь сейчас?

– Стою.

– А потом?

– Думаю, что присяду.

– А потом?

– Думаю, что придётся постоять снова.

– В конце концов, ты на себя беду накличешь, – сказала Анна.

– В грозный час – постучу по дереву…

– Только это тебе и останется… Господи, когда ты станешь нормальным мужчиной?

– Разве я не мужчина? Странно, что ты в этом сомневаешься.

– Ты – дурак, Виктор, – сказала Анна, а мне бы очень хотелось, чтобы ты всё-таки стал нормальным…

В мобильнике раздался щелчок.

Неслышно ступая по дорожке, из подсобного помещения вышел замечательно откормленный белый кот. Остановившись у ног Виктора, кот приподнял голову и прищурил глаз.

– Что? – поинтересовался Виктор.

Кот громко чихнул и отвернул голову. Его внимание привлекла стоящая возле забора машина.

– Понял! – сказал Виктор.

Оглядев машину, кот отошёл к забору и, широко зевнув, прилёг на землю.

– Нравится беседовать с котами? – спросила Рита.

– И с кошками тоже, – сказал Виктор. – Уважаю их…Особенно за полное отсутствие в них потребности лгать или навязывать своё мнение.

– Твой кот красивый, белый.

– Белое чудило!

– Говорят, что все коты ночью серые.

– Поклёп!

– Вижу! – согласилась Рита и спросила: «Отчего твой кот такой задумчивый?»

– Барсик постоянно размышляет, – объяснил Виктор. – По ночам он думает особенно углублённо.

– О чём?

– Ни о чём…

– Коты думают ни о чём?

– О чём же им ещё думать?

– Нам бы так…

– Где уж нам… Что за музыка?

– Что-то японское. – Рита усилила звук. – Как ты относишься к чему-то японскому?

– Толерантно!

Рита похлопала в ладоши.

– Знаешь, – сказала она, – я ещё не совсем журналист.

– «Ещё не совсем» – это что?

– «Ещё не совсем» – это всего лишь корреспондент газеты.

– «Вашингтон пост»?

– «Юг»

Виктор повертел головой, задумчиво проговорил:

– Надеюсь, между газетами «Вашингтон пост» и «Юг» не очень жёсткая конкуренция?

– Вроде уживаемся…

Музыка в приёмнике смолкла. Сообщили, что в ближайшие дни ожидается сухая жаркая погода.

– Любопытно, – заговорила Рита, – что напишут о нас в газетах лет через сто пятьдесят-двести?

– Мне не любопытно, – заявил Виктор.

– Нет?

– Нисколько…

– Оттого, что до этого времени не доживёшь?

Виктор изобразил скорбное лицо.

– Ещё накаркаешь… – сказал он.

– Прости! – Рита коснулась плеча Виктора, и он, ощутив на плече горячий девичий палец, Виктор подумал: «Замечательная штука – женская рука на твоём плече».

Рита спросила:

– И всё-таки, почему тебе не любопытно, что напишут о нас в газетах через сто пятьдесят-двести лет?