Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

– Я и так знаю! Напишут, то же, что и теперь: или одной гадостью больше, или двумя гадостями меньше. Так что…

– Выходит, в газеты ты всё же заглядываешь?

– Ежедневно! Обожаю пролистывать страницы с объявлениями о сдаче комнат.

Приблизив лицо к лобовому стеклу, Рита задумчиво посмотрела на звёзды.

– Хочу спать, – вдруг проговорила она.

– Спи!

– Где?

Виктор подставил плечо.

– На этом подойдёт?

– Не знаю, – сказала Рита, – не пробовала.

– Говорят, что на этом удобно…

– Кто говорит?

– Я!

Рита перебралась на заднее сиденье и забилась в угол.

«Чужой в чужой машине», – подумал Виктор о себе.

– Спишь? – спросил он.

– Нет.

– Думаешь о своей газете?

Рита не ответила.

– Молчишь?

– Молчу, – Рита сидела с закрытыми глазами и улыбалась. – Разве не слышно?

– Ты молчишь уже три минуты, – сказал Виктор.

– Три?

– Даже чуть больше…

– Три минуты – это много?

– Когда ночь – очень… О чём ты молчишь?

– О своём… – Рита открыла глаза. – Люди говорят о всеобщем, а молчат про своё…

– Хочешь, чтобы я из машины вышел?

– Ты не мешаешь.

– Лучше, если выйду.

– Почему лучше?

– Потому что…

Рита выпрямилась, попросила:

– Посмотри мне в глаза.

Виктор обернулся назад и взял Ритину руку.

– Ты взял мою руку, – сказала девушка.

– Разве?

– Что ты собираешься с ней делать?

Виктор нагнулся к руке и вдруг зашептал:

«…на голубых жилках твоей руки
я прочту наше будущее,
которого вчера ещё не было».

– Ты пишешь стихи? – спросила Рита.

– Не я, – признался Виктор. – Это Юра Кобрин из Вильнюса.

Рита убрала руку.

– Прочёл на голубых жилках?.. – спросила она.

– Сейчас ночь, во мраке не разобрать… – ответил Виктор. – Но утром прочту обязательно. До утра потерпишь?

– Потерплю! – Рита пыталась улыбнуться, но улыбка не получилось.

– Утром прочту и расскажу…

– Ладно, – сказала Рита, – только молча…

Виктор распахнул дверцу машины и ушёл в подсобное помещенье, где на полке среди старых газет и тетрадей, лежал зелёный бархатный мешочек.

– Что это? – спросила Рита, когда Виктор вернулся.

Виктор достал из мешочка свою губную гармошку, прижал к губам.

– Что это было? – спросила Рита, когда он окончил игру.

– Литовский танец, – хрипло ответил Виктор.

Рита принялась разглядывать серые пятна, которые медленно расползались на вершинах дальних холмов.

– Ты из Литвы? – спросила она потом.

– Из Вильнюса.

– А мои предки из Риги, – сказала Рита. – Улетая сюда, они плакали… А ты?

– Я?

– Ты плакал?

– Нет, – Виктор вдруг рассмеялся.

– Что? – не поняла Рита.

– Вспомнились стихи Ракитской:

«Стояла у окна, курила и смотрела,
как медленно плывёт осенний гиблый снег…
Я завтра уплыву,
И мне какое дело,
Как общая вина разделится на всех…»

Рита вернулась на переднее сиденье.

– Каким ты был в детстве? – спросила она.

– Мелким болваном, – ответил Виктор.

– А потом?

– Стал крупным лопухом!

– А сейчас?

– Сейчас я в твоей машине. А ты? Ты – умница?

– Да, – сказала Рита. – Как змея…

– Плохо!

– Кому?

– Мне, – признался Виктор. – Умная женщина – это всегда плохо. Особенно, если она умна, как змея…

– Как же теперь быть?

Виктор не ответил.

– О чём думаешь? – спросила Рита.

– О чём бы ты хотела, чтобы я думал.

– О том же, о чём думаю я.

– О чём думаешь ты?

– О своём завтрашнем репортаже. Ужасно хочу, чтобы он удался.

– Я хочу того же, только мне кажется, что завтрашний репортаж в «Вашингтон пост» окажется более удачным, чем твой. Читатели этой газеты, и особенно президент Соединённых Штатов будут довольны… Но ты не должна раскисать.

– Я и не думаю раскисать.

Виктор одобрительно кивнул.

– Въехав в Кфар-Даром, ты устроишься в тени какого-нибудь дерева и попытаешься описать взрыв котла, в котором многие годы варился обман.

– Я расскажу правду.

– Правду? Не получится… – сказал Виктор. – Это – нет!..

– Откуси себе язык! С чего ты взял, что не получится?

– Разве можно описать то, чего нет в природе?.. – усмехнулся Виктор.

* * *

Кфар-Даром, 17-ое августа, 2-50.

Подняв голову, полковник взглядом встретился с женой – фотографией, которая стояла на письменном столе, и подумал, что даже теперь, когда Лиана Там, а он пока ещё Здесь, они насовсем не разлучились. Психологи уверяют, что «прошлое» – это нечто условное, и образы «того времени» насовсем не стираются…

Полковник прислушался к тишине, а потом, опустив голову, стал разглядывать руки. «Как мне быть, – подумал он, – если вдруг откажут руки, или ноги или глаза?..»

Он прикрыл лицо ладонью, и вдруг его закружил, повёл за собой поток воспоминаний…

…Небо шевелило облаками, а оранжевые нити на горизонте предвещали холодную ветреную ночь.

– Может, ещё выберусь? – проговорила Лиана.

Полковник отошёл от окна, поправил под головой жены подушку. На наволочке синели слова «Больница Сорока»

– Конечно! – сказал он.

– Ты так думаешь? – у Лианы были усталые глаза и бледный, заострившийся нос.

– Конечно! – повторил он, взглянув на капельницу.

– Буду жить?

– Ты продержишься!..

– И ты тоже, да?

– Конечно!

– Мы вместе…

– Всегда…

– Мы продержимся?