converted file c4f5bee8

Ветер, ветер... Снова, снова, каждый раз — одно и тоже. Разрозненные, по времени сильно

отстоящие друг от друга события, начинали тянуться друг к другу, грозя собраться в нечто единое

целое, едва она, с неохотой и внутренним страхом обращалась к ним. Итак, сначала был Руадье —

шесть лет назад ветер сложил пирамиду

пирамидку

из камней его замка. Потом — граф Эксферд Леншальский. Его замок развалился на куски,

и сам он, как и Руадье, погиб вместе со своей семьей. Теперь ветер превратил в груду щебня целый

квартал вместе с какой-то аптекой... Мысль была дикая, но... что, если это Иеронимус Валонт?

Хотя его, вроде бы, посадили в тюрьму... А если уже выпустили? И он стал заведовать аптекой?..

Мысли Элизы путались, память отказывала ей. Да она и раньше не очень-то многое знала о судьбе

Валонта после ареста.

Ветер... Сколько уже лет она слышит в ветре  его голос? Она не думает об этом, старается

забыть, но —  сколько уже лет? Она не помнит. Слишком много. Слишком большая разница между

ней,   Элизой   нынешней,   уродливой   нищей   старухой,   и   Элизой-тогдашней,   Элизой-красавицей,

Элизой молодой и цветущей...

Сколько, говорите, лет? Ей кажется, что уже вечность.

Она   заламывает   руки   и   невидящим   взглядом   смотрит   в   сторону,   не   замечая,   как   Лия,

сидящая напротив, застывает в своем кресле. Лия чувствует, что с матерью творится что-то не то.

Она напрягает слух, пытаясь понять, что происходит. Но Элиза не знает этого.

— Меранфоль, — бормочет она. — Неужели это ты?.. Неужели ты все-таки существуешь?..

Неужели ты бродишь где-то неподалеку, выслеживая, вынюхивая добычу, бродишь вокруг, как

волк мимо издыхающего...

— Мама! — Лия вскакивает и, огибая стол (не рассчитав движение и сильно ударившись о

край бедром — впрочем, это сейчас неважно) идет к ней. Элиза вздрагивает, слыша ее голос, а Лия

опускается перед ней на колени и касается ее рук своими — узкими и тонкими ( Будто у знатной

дамы, мелькает мысль у Элизы).

— О ком ты говоришь? — Спрашивает Лия, и Элиза вдруг замечает, что ее дочь испугана.

— А?.. — Переспрашивает Элиза. Поначалу она не понимает вопроса — а когда понимает,

то не находит, что ответить.

83

— О ком ты говоришь? — Повторяет Лия. — Ты называешь имя — Меранфоль. Кто это?

— Но... это... Так... — Теряется Элиза. — Неважно…

Она гладит Лию по голове и повторяет:

— Это неважно… Почему ты спрашиваешь?

— Мне нужно знать, — говорит Лия. Ее лицо обращено к Элизе — и матери начинает

казаться, что ее слепая дочь сейчас смотрит на нее.

— Это человек или ветер?

Вопрос вышибает из Элизы дух. Она задыхается. Она пытается остаться спокойной — но ее

выдают руки, которые до сих пор держит в своих руках Лия.

— Откуда... ты про это... знаешь? — Наконец выговаривает она.

—   Значит,   ветер.   —   Говорит   Лия,   получившая   ответ   на   свой   вопрос.   Она   встает   и

отворачивается. Но Элиза вскакивает и, схватив ее за плечи, разворачивает к себе.

— Откуда ты знаешь?!! — Кричит она.

— Я видела сны, — говорит Лия. — Сны, где был ветер. Я не знаю, добр ли он... нет, вряд

ли. Он буйный и подчас безжалостный. Он сам по себе. Но он не любит людей. И еще я знаю, что

он ненавидит одну женщину... и давно ее ищет...

— ...Что ты ему сделала, мама? — Тихо спрашивает Лия после короткой паузы.

Спотыкаясь и едва не падая, Элиза выбегает на улицу. Она не плачет — нет, это слезятся

старухины глаза. Нет, она не плачет... Ей кажется, что еще немного — и она завоет, закричит, не в

силах дальше сдерживать то, что рвет ее грудь изнутри. Она не хочет, чтобы это произошло в доме,

не хочет пугать Лию еще сильнее. Она распахивает двери...

На улице — гул и вой, гнутся к земле и скрипят старые деревья, воздух насыщен влагой и

грозой. Небо черно, как ночью. Вот, вдалеке, из черных туч падает на землю нить молнии. Следом

— еще одна. Ветер — почти тверд, почти осязаем. Элиза видит, что в стороне деревни происходит

что-то странное... Там очень темно, но кажется, что в этой темноте перемещаются по воздуху

какие-то   очень   большие   предметы.   Она   зажимает   рот   рукой.   Она   еще   не   понимает,   что

происходит.

—  Элиза Хенброк, — слышится ей вдруг среди свиста. Слова приходят как будто издалека,

однако с каждым словом горящий приближается.

—  Элиза Хенброк, — повторяет ветер. —  Наконец-то я нашел тебя.

19

Плыл по морю кораблик... Трехмачтовое торговое судно. Называлось «Сильвия» — в честь

первой (давно покойной) жены капитана. Капитан, Эльсэр Хадриго, одновременно являлся также и

владельцем корабля. Ему было уже под пятьдесят, а «Сильвией» он владел только год или два —

когда   денег,   которые   он   копил   предыдущие   тридцать   лет,   хватило   наконец   на   покупку

собственного судна. Он был очень горд этим обстоятельством и лелеял «Сильвию», как родную

дочь.   В   команде   у   него   были   надежные,   испытанные   люди   —   все   те,   с   кем   он   сработался   в

предыдущие годы, команда, которая знала и уважала своего капитана — равно как и капитан знал